Расплата
Шрифт:
Пришлось разрезать и рукава. Антип спешил, руки его дрожали. Неловким движением он обрезал палец, крякнул от досады. Варвара свернула кожанку, сунула ее под мышку, схватила сапоги.
И вдруг со дна оврага раздался тихий, но хорошо слышный стон...
Только на родном подворье пришли они в себя.
За печкой, прямо на полу, засветили сальничек и стали рассматривать принесенные вещи. Антип схватился сразу за сапоги. Варвара вывертывала карманы. Из бокового вытащила бумажки и с любопытством развернула их.
– Листовка, - тихо сказала
– А это что?
Антип не смотрел на бумаги, они его не интересовали. Он поглощен был осмотром сапог. Один сапог оказался сильно порезанным.
И вдруг, даже не глядя на жену, он почувствовал, что с ней что-то случилось. Вскинув на нее озабоченный взгляд, Антип остолбенел.
Круглые остановившиеся глаза, в безмолвном крике раскрытый рот жены заставили побледнеть Антипа. Он оглянулся, думая, что она увидела там что-то страшное, но кухонный стол мирно и сиротливо стоял на прежнем месте, чуть склонившись к углу.
– Прошка!
– взвизгнула Варвара и протянула Антипу бумагу.
Антип взглянул на измятый листок с печатью - читать он не умел.
– Что с Прошкой?
– испуганно кинулся он к жене.
– Это Прошка наш! Это он убитый!
– закричала она, указывая на кожанку.
– Его документ!
Антип несколько мгновений обалдело смотрел на жену, словно не понимая, что случилось. Лицо его перекосилось и задергалось, руки забегали по полу, ища что-то. Вот они нащупали кожанку, наткнулись на сапог.
Антип зловеще хихикнул:
– Не вижу... Где Прошка? Где седло? Где конь?
Трясясь всем телом, он привстал, держась за приступку полатей. Подался вперед, к жене, выставив вперед руки.
– Где седло? Не балуйся. Прошка... Прошка, не прячься!
– заорал он.
– Отдай седло!
– Руки его нащупали шею рыдающей жены и конвульсивно сжались.
– Караул!
– захрипела Варвара, вырываясь.
– Караул!
– Отдай седло!
– уже брызжа пенящейся слюной, рычал Антип в лицо задыхающейся жены.
– Отдай седло!
И вдруг замертво повалился на пол.
3
– Как можно было после успешного боя в Пахотном Углу сдать Рассказово?
– тихо, но строго спросил Антонов-Овсеенко у комвойск Павлова, который сидел против него рядом с членами полномочной комиссии Васильевым и Лавровым.
– У Антонова всюду агенты и разведчики. Он воспользовался сменой гарнизонов, а главное - с юга вызвал вторую армию, не побоявшись оголить Каменку. Но это уже отчаяние...
– Его отчаяние не оправдывает наши потери и ненужные жертвы, - резко встал Антонов-Овсеенко.
– Мы теряем замечательные кадры бойцов и командиров. Пора кончать игру в кошки и мышки. Антоновцы срывают сев. Сегодня мы выслушиваем людей, которых я вызвал по специальному списку, представителей разных слоев крестьян, чекистов, совработников с мест. В ближайшие дни поеду в Москву просить новые войска и бронеотряды. Я не верю, что крестьяне этих трех уездов поддерживают бандитов...
В кабинет вошел штабной командир и передал Павлову свежую сводку. Павлов прочел и передал Антонову-Овсеенко.
– Вот, пожалуйста.
– Антонов-Овсеенко поправил очки и стал читать вслух сводку второго боевого участка: - "Банда Антонова шестнадцатого апреля, разделившись в Большой Зверяевке (юго-западнее станции Чакино) на две группы, ушла по двум направлениям: одна через Каменку в Никольское-Лукино, другая, с самим Антоновым, в составе четырех полков, численностью две тысячи конных, вооруженных винтовками, при одном орудии, нескольких пулеметах и обозе - двести подвод - двинулась в северо-западном направлении на Покрово-Марфино..."
– Новый рейд, новые жертвы!
– заметил Павлов.
– Опять колесом вокруг Тамбова попер, - грубовато заговорил Андрей Лавров.
– Ему бы все пути перерезать, да войск мало.
– И у него их негусто, - ответил Павлов.
– Но ведь он не стоит на месте, не принимает боя, когда невыгодно. А у нас кавалерийских частей почти нет. Надо просить кавалерию.
– Товарищ Павлов, - перебил его Антонов-Овсеенко, - я вас отпускаю. Займитесь оперативной работой по этой сводке, а мы будем беседовать с людьми. Вечером зайдите ко мне с начальником штаба.
Павлов встал и тяжело зашагал к двери.
– Товарищ Лавров, где ваш Ревякин? Вы его вызвали?
– Он ждет, Владимир Александрович, здесь, в приемной.
– Зовите его.
Василий не знал, зачем его вызвали к Антонову-Овсеенко прямо с боевых позиций отряда, и потому вошел в кабинет настороженно.
Отрапортовав, сел в указанное Лавровым кресло перед столом.
– Мы с вами знакомы с прошлого года, Ревякин, - с усталой доброй улыбкой заговорил уполномоченный ВЦИК.
– Помните картошку самоварного приготовления? Очень вкусно было!
Василий кивнул, но улыбки у него не получилось. Он оглянулся на Лаврова - тот смотрел на него ласково, прищурив глаза.
– Мы вас пригласили посоветоваться, - мягко продолжал Антонов-Овсеенко.
– Вот говорят, что Антонова поддерживают крестьяне трех уездов, где прошло пригородное движение и где созданы комитеты СТК.
Василий нахмурился: "Не к тому ли клонит, что мой отец в комитете? Я сам признаюсь, нечего меня успокаивать!"
И он, подняв глаза на Антонова-Овсеенко, твердо сказал:
– Вам про моего отца сказали? Да, это верно. Он в комитет был записан. Я уже командование сдал Андрею Филатову.
– Подождите, я не понимаю, - развел руками Антонов-Овсеенко.
– Почему сдал?
– тревожно встал с кресла Лавров.
– Кто приказал?
– Зачем приказа ждать? Я коммунист. Раз отец в предателях...
– Ах, вон оно что!
– закивал головой Владимир Александрович. Теперь все ясно. А почему вы, Ревякин, считаете отца предателем?
Василий замялся.