Расплата
Шрифт:
– О господи, - перекрестилась Василиса.
– Оттого и голодают, - строго сказал Захар, - что креста не признают и богу не верят.
– И метнул на Василия уничтожающий взгляд.
– Господь карает за грехи...
Панов переглянулся с Василием, отер губы.
– Спасибо, Захар Алексеевич, Василиса Терентьевна, спасибо. Наелся как следует. Давно не ел домашней каши. Пойду проверю, накормили ли моих бойцов.
– И встал из-за стола.
– Не на чем, - буркнул Захар. Он ждал, что гость
...Василий проводил Панова до ручья, бегущего по Кривушинскому оврагу.
– Ты понимаешь, Алексей, отец хороший мужик, честный, но...
– Не объясняй, понимаю.
Захар ожидал Василия на крыльце, загородив собою дверь:
– Так ты что же... коммунистом стал?
– Да, батя. За большевистскую правду буду бороться, пока сил хватит.
– Так-так... А может, пожалел бы отца-то? Не страмотил бы на все село?
– А может, - в тон отцу ответил Василий, - отец признает сына взрослым? У него у самого уже семья...
– Ну что ж... знать, и я перед богом виноват. Не совладал, упустил. Пороть поздно... Эх, горе-горюхино!
– едва слышно заключил он и, сгорбившись, ушел в избу.
Василий закурил, постоял на крыльце, всматриваясь в тревожную темноту села.
Тихо подошла Маша:
– Как же я-то, Васенька?
– Чего тебе?
– Неужели ты кресту не веришь, в бога не веришь?
– Не верю...
– Как же мне-то?
– Коли любишь - с безбожником жить будешь.
– Грех тебе, Вася, сумлеваться во мне. На смертушку страшную пойду за тобой.
– Ну вот и хорошо!
– Василий ласково обнял ее.
...А Захар долго еще ходил по избе. Крестился, просил бога вразумить непутевого сына и каждую молитву заключал своим неизменным: "Эх, горе-горюхино!"
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
С вечера к сходной избе потянулись девушки и молодки. Продотрядчики успели перемигнуться с ними... И вот они уже тут как тут. Жаль, нет гармошки или балалайки, а то бы... Но и "под язык" петь и плясать можно. Тонкий девичий голосок несмело запел:
Сирень-ветка, сирень-ветка,
сирень-ветка хороша,
кто в любови понимает,
тот целует не спроша.
Бойкий звонкий голос молодухи ответил:
Я плясала, плясала,
с меня шаль упала!
Ребятишки-шваль,
поднимите мою шаль!..
Продотрядчик Петька Курков, конопатый курносый крепыш, самый молодой в отряде, выскочил из избы, заломил картуз набок, выпустив на волю курчавый чуб.
– Здравствуйте, дорогие товарищи девушки!
– Он жеманно поклонился. Привет вам от рабочего класса, пролетариата, то есть. И от меня, Петьки Куркова, лично персонально!
– А ты нешто рабочий класс?
– смеясь, спросила кудрявая рыжая молодка.
– Я, можно сказать, артист... из рабочего
– Ха-ха-ха...
– А Нам сказали, что вы грабители.
– Это, дорогие девушки, наговор. У грабителей животы за ремень выползают, а у меня видите?
– Он сунул руку за широкий обвислый ремень.
Девчата захохотали.
Его окружили, жадно ловя глазами крепкие плечи и милое курносое лицо с залихватским чубом. Даже часовой, шагавший вокруг хаты, остановился послушать, как Петька точит лясы.
Панов следил за Петькой через окно. Покачал головой и сказал политкомиссару Забавникову, пожилому рабочему, сидевшему рядом на лавке:
– Прямо настоящий артист. Ему бы на сцене выступать.
– Придет время - будет выступать, - ответил тот.
А Петька уже плясал вприсядку, похлопывая ладонями то по земле, то по груди, а то и по "сиденью", вызывая этим взрывы смеха и вольные шуточки молодок, Он плясал под общий наигрыш и ритмичные удары в ладоши, а изредка в этот шумовой оркестр вплетались и бесшабашные голоса частушечниц.
И - кинулась рыжая в круг к Петьке:
Конфеты ела,
похрустывала...
Меня мил целовал
я не чустывала...
Петька вошел в азарт, подскочил, ухнул и тоже запел:
Как дед бабку
завернул в тряпку,
поливал ее водой,
хотел сделать молодой...
А та, рыжая, подплыла к Петьке павой и, заглядывая в глаза, тоненько так затянула:
Милый мой, для тебя,
еще раз - для тебя,
а еще для кого
я не сделаю того...
– А что, товарищ Панов, - заговорил комиссар Забавников, поглядывая в окно, - почитать бы им что-нибудь... Как думаешь, будут слушать?
– Пригласи, - ответил Панов.
– Только керосину в лампе мало. Кулаки пожгли. Видать, ночами заседали.
Пожилые продотрядчики сидели на корточках у порога, в их руках мигали красные огоньки цигарок. Они увлеклись весельем, покрикивали, подбадривали Петьку, поджигали стоящих рядом молодок на пляску. А их и поджигать не надо - сами рвутся.
На улицу вышел Забавников и, дождавшись конца пляски, громко объявил:
– Приглашаем вас, барышни, к нам в гости. Мы вам хорошую книжку почитаем.
Приглушенный говорок пробежал по кругу и замер где-то за Петькиной спиной.
– А то што ж... и это дело!
– вызывающе ответила рыжая плясунья, взмахнув платочком, который слетел с ее головы во время пляски.
– Што ж, пошли, девки, побаски слухать?
– Пошли!
2
В ту же ночь задворками, по огородам, к дому Юшки крадучись шел Сидор.
Дверь Юшкиной избы оказалась открытой.