Расплата
Шрифт:
«О чем ты думал, идиот, когда перся сюда?» — выругал я себя в душе.
— Пей, предводитель пьяниц, подравняемся! — как дикарь, орал Парнаоз. Раз он привел меня сюда, то искренне старался оказать мне всяческое уважение. Я не стал упорствовать и поднялся. Лучше было выпить, чем терпеть все эти подзуживания и насмешки, хотя я не мог поручиться, что не свалюсь под стол от этой лошадиной дозы. Поднеся рог ко рту, я медленно начал вливать в глотку тяжелую, как свинец, холодную, неприятную жидкость, которую давно отвык пить в таком количестве. Уставясь обреченным взглядом в побеленный потолок, я еле удерживался на ногах от головокружения; дыхание захватывало, холодный пот прошиб меня, вино никак не кончалось, текло и текло, и осушив в конце концов свою мученическую чашу, я застыл с обалделым лицом, чувствуя, что улыбаюсь бессмысленно
— В месяц август, пятого дня, в субботу, хроникона шестидесятого и тринадесятого года, по календарю исмаилитов — двести тридцать девятого, Буга-Турок сжег град Тбилиси, поймал амира Сахака и убил; того же августа, двадцать шестого дня, в субботу же, Зирак-шейх схватил Каху и брата его Тархуджа и утопил их в вине…
Эту шутку, вернее, своевременное проявление эрудиции женщины встретили бурным восторгом, что, как я заметил, не очень понравилось Кахе:
— Кого вы подразумеваете под Зираком? — вызывающе уставился он на писателя.
— Парнаоза, — остроумно ответил тот.
Смех и аплодисменты были ему наградой. Но тут вмешался жених Мери:
— Вы ошибаетесь, товарищ, сегодня воскресенье, а не суббота.
— Я, батоно, процитировал надпись на Атенском Сионе, — любезно пояснил писатель и улыбнулся.
— А-э, прошу прощения! Я как работник промышленности не очень хорошо знаю грузинскую историю, — оправдывался незадачливый ухажер.
Несмотря на то, что и Мери неважно знала историю Грузии, ей стало неудобно за маленькую оплошность жениха, и она покраснела. Пир продолжался, затянули песню.
— Когда приехал, Тархудж? — спросила Мери с вежливой улыбкой.
— Вчера.
— Долго пробудешь?
— Ночью уезжаю.
Ее жених метнул на меня грозный взгляд, кто это, мол, беседует с моей невестой, но так как беседа была безобидной, он успокоился, достал пачку американских сигарет и закурил. Мери уже болтала с соседкой. Гордо вытянув руку, она демонстрировала перстни, украшавшие длинные, ухоженные пальцы.
— Что за прелесть, какие перстни! — не скрывала восхищения соседка.
— Мне их Марлен купил, — Мери благосклонно посмотрела на жениха.
— Чья работа?
— Коте Данибегашвили. Сейчас он лучший ювелир в Тбилиси! — Мери окинула гордым взглядом свои кольца.
За столом уже стоял невыносимый галдеж, и внезапно все голоса перекрыл громогласный призыв Парнаоза:
— Тихо, товарищи! Я не могу понять, чей стакан в чьей руке!
Все разом смолкли.
— За соседним столом провозгласили тост за Грузию! — спокойно произнес Парнаоз. Как я заметил, он собирался захватить руководство за нашим столом, хотя мы пришли намного позднее остальных. Но это обстоятельство ничего не значило для нашего друга. — Мне кажется, что все мы единодушно присоединимся к этому великолепному тосту, прошу вас подняться, друзья!
Мужчины встали. Парнаоз поднял чайный стакан. У всех был такой серьезный вид, будто готовились принести присягу.
— Из этого маленького сосуда я хочу выпить за нашу великую родину, — трафаретной фразой начал Парнаоз и продолжал патетическим тоном, как того требовал обычай и порядок застолья. — Да здравствует наш прекрасный народ, наша природа, пленительные горы и долины, которые выращивают достойных сыновей отчизны!..
Тут Каха не к месту хохотнул, и все укоризненно обернулись на него, но Парнаоз пренебрег этим незначительным инцидентом и так же бойко продолжал:
— …пусть и впредь они растят алгетских волчат! [37]
— Да здравствует, да здравствует!
— Пьем экстра, экстра!
Но сидевший рядом со мной молодой писатель — он еще пока ходил в молодых — попросил:
— Если позволите, я скажу два слова, только два слова.
— Зачем? — спросил жених Мери. — Выпьем за нашу республику. Все знают, что наша республика — передовая республика. Да здравствует наша республика! — он демонстративно выпил и сел.
37
Алгетские волчата — слова из старинной боевой песни в данном случае означают «достойные дети отчизны».
— Я только два слова хотел сказать… — смутился писатель.
— Сжалимся, так и быть, дадим ему сказать! Не будем затирать деятелей литературы и искусства, — загремел Парнаоз. — Прошу вас, поэт!
— Друзья! — начал прозаик, перекрещенный нашим другом в поэта. — Грузин гордо заявляет: но даже за рай на чужбине родины я не отдам [38] . Грузия — удел Богородицы. Друзья мои, у нас хранится хитон Христа. Мы были народ воинственный, любящий друзей и родных, красно и сладко речивый. Недаром сказано: «Где, в каком углу Вселенной встретишь Грузию другую» [39] . Наш долг — беречь нашу прекрасную землю, нашу историю и литературу!
38
Строка из известного стихотворения Рафиэля Эристави «Родина Хевсура».
39
Строка из стихотворения Григола Орбелиани.
— Правильно!
— Молодец! — кричали там и тут. Писатель, видимо, собирался продолжать, но вовремя вспомнил: «длинный сказ поведать кратко — вот шаири в чем цена» [40] , и довольный опустился на место. Уставшие стоять на ногах мужчины облегченно вздохнули, поставили стаканы, но тут забузил Каха. Он был уже изрядно пьян.
— И я хочу сказать пару слов!
— Не стоит, Каха! — увещевал его Парнаоз. — Мы ведь пьем «экстра», без тостов!
— Что? Ему можно, а я не имею права? — Каха неприязненно посмотрел на писателя, видимо, тот с самого начала не понравился ему.
40
Строка из стихотворения Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре».
— Ладно, говори, не тяни! — согласился Парнаоз.
— Хочу в стихах! — язык у Кахи заплетался, он был бледен. Все недовольно косились на него.
— Хочешь в стихах, хочешь пой! — разозлился Парнаоз.
«Бродите вы, без пути, без дороги» [41] , — начал декламировать Каха, но тут в соседней комнате грянули «Раши ворера, раши ворера», забили в ладоши, вспыхнул танец. Никто не слушал Каху, все вскочили и кинулись туда. Дебелая дама с накрашенными волосами, томно раскинув руки, горлицей плыла по зеркальному паркету. На ее партнере был креповый костюм, блестящий галстук оттягивал шею, он вертел руками, временами пускаясь вприсядку. Я тихонько пробирался к выходу. Счастливые, смеющиеся, потные лица, накрашенные губы, симпатичные, тугие животики, веселье, танцы, пение…
41
Начало строфы известного стихотворения Ильи Чавчавадзе «Ответ на ответ». Далее по тексту следует: «…Всюду от вас и унынье и страх. Коль не затопчет вас буйвол убогий, горе отечеству в ваших руках».