Расплата
Шрифт:
— Кого ожидаешь, Дзуку? — приветливо спросила она, и эта приветливость еще больше поразила его.
Дзуку отшвырнул папиросу на газон и вежливо ответил:
— Никого, сегодня воскресенье, отдыхаю.
— Мучаешься от безделья? — Лейла улыбнулась.
— Почему же? — обиделся Дзуку. — Вамех обещал подойти. Если придет, пойдем куда-нибудь.
Дзуку старался говорить как можно учтивее, а Лейла нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, словно спешила куда-то, задержалась на минутку и снова должна бежать.
— Хороший парень этот Вамех, — сказала она.
— Да, очень хороший, — согласился Дзуку.
— В последнее время ты завел порядочных друзей, молодец!
— Хе-хе! — горделиво усмехнулся Дзуку. — Правда, некоторые на меня косо смотрят, но и я не такой уж плохой.
— Кто говорит, что ты плохой? — излишне громко запротестовала Лейла. — Вот если бы еще не пил…
— Я бросил
— Если так… Сегодня день рождения Алисы, приходи!
— Когда я это ходил к Алисе на праздники? — от души расхохотался Дзуку, полагая, что с ним шутят, и не в силах понять, в чем же соль шутки.
— Дурачок, я тебя серьезно приглашаю. Мне будет очень приятно, приведи и Вамеха, — сказала Лейла.
— Если тебя обрадует мой приход, только пожелай — весь город приведу с собой! — воскликнул Дзуку.
— Нет, весь город — слишком много, а Вамеха непременно приведи, — улыбнулась Лейла. — Значит, придешь?
— Обязательно приду! — радостно гаркнул Дзуку.
Это было в полдень. Но с приближением вечера Дзуку все сильнее тянуло выпить. Он ощущал отчаянную робость и удивлялся своему состоянию. «Почему меня пригласили?» — ломал он голову. Когда это бывало, чтобы его приглашали к Алисе? Что у него общего с ней? По мнению Дзуку, Алиса была из легкомысленных, падких до мужчин бабенок, часто менявшая хахалей, но ни разу не подцепившая стоящего мужика. Дзуку не выносил тех, с кем якшалась Алиса. Скажите на милость, что за мужчина Ясон? Или тот же мильтон Бено? Пошел он!.. Его счастье, что убрался отсюда. Может быть, сама Алиса и воображала, будто что-то представляет собой, но Дзуку плевать на нее. Он вообще не любил женщин. Ну их! — думал он, нисколько не обижаясь, что Алиса смотрит на него свысока. Дзуку знал, что у него с Алисой ничего не может быть, хотя и считал себя ничем не хуже Бено, Ясона и всех других. Он понимал, что ему никогда не гулять с Алисой, и не имел к ней никаких претензий. Встречаясь, они, бывало, здоровались, Алиса приходила на похороны и сороковины Таурии, вот и все. А может быть, Алиса имеет виды на Вамеха? Догадка мелькнула, на минуту испортив всю радость. При чем тут Вамех, когда Лейла приглашала именно его, Дзуку? — успокаивал он себя. Ее приглашение казалось ему очень значительным. Так много лет прошло с той поры, когда однажды на пляже соседский парень по просьбе Дзуку выколол ему на груди имя Лейлы. Жизнь изрядно потрепала и изменила Дзуку, многое забылось, во многом разочаровался он, но что-то из давнего прошлого сохранялось в душе и сейчас, когда Лейла ни с того ни с сего вдруг остановилась перед ним — чего она раньше никогда не делала — и пригласила на день рождения Алисы. Забытое пробудилось снова, и Дзуку чувствовал, что у приглашения была какая-то причина, неизвестная ему, но ждал он хорошего, потому что люди склонны толковать в свою пользу каждое явление, причины и следствия которых неведомы им.
Дзуку и Вамех решили пойти к Алисе. Но прежде чем отправиться туда, Дзуку захотел выпить — водка придает смелости. Они молча опорожнили бутылку. Буфетчик отказался разделить с ними компанию, сославшись на нездоровье. Кроме них, в закусочной никого не было, только у порога широко развалилась мохнатая кавказская овчарка Мура, которая после спасения всюду сопровождала Вамеха, где бы ни появлялся он, Мура была рядом. Весь городок видел их вместе, некоторые посмеивались, однако всех трогала эта дружба, недолгая, как оказалось впоследствии, но пока никто еще не подозревал об этом. Горожане прониклись еще большим уважением к Вамеху. Все только диву давались, как переменилась собака. Она уже не кидалась на людей, не рычала, не скалила зубы. Свобода переродила ее. Мура трусила за Вамехом, куда бы он ни шел, терпеливо ожидала его у дверей столовых и магазинов, куда ей запрещалось заходить. Хотя нрав овчарки переменился, люди все же побаивались ее и, завидев этого лохматого зверя, растянувшегося на тротуаре перед входом в парикмахерскую или в библиотеку, старались обойти ее стороной, переходили на противоположную сторону улицы, с опаской косясь на собаку. Но Мура ни на кого не обращала внимания, спокойно лежала, положив морду на лапы, и ждала хозяина.
Осень катилась к концу, и по утрам подмораживало. Солнце с особой нежностью грело напоследок землю. Светлое, прозрачное небо было спокойным, воздух очистился, и далекие вершины гор, белые и холодные, четко вырисовывались на голубом небосклоне. Давно убрали кукурузу, закончился сбор винограда. В полях по пожухлой траве и сухим кукурузным листьям бродил скот. Давно свезли с полей ометы кукурузных стеблей, заготовленные на зиму. У разрушенных изгородей по обочинам грязного шоссе молчаливо застыли обнаженные тополя. Их безрадостный вид наполнял душу теплой и нежной грустью, словно
Вамех вместе с Мурой часто гуляли в полях. Он надевал солдатские сапоги и старый, продранный на локтях пиджак. Ружья у него не было, да ему и не хотелось обзаводиться им, он наслаждался этим безмолвным простором и старался ничем не нарушить его необыкновенный покой. Он осторожно шагал по траве, прислушиваясь к кваканью лягушек, населявших водоемы, к чириканью и пересвисту птиц, всем существом своим сливаясь с окружающим. Мура трусила рядом. Вамех привязался к собаке, которой в жизни не перепало ни ласки, ни любви. Она родилась в ином краю, и судьба, подстерегающая каждого, забросила ее сюда, где нет ни овец, ни скупых на слова чабанов, ни гор, ни пастбищ. Ей не довелось испытать морозных ночей, к которым она была подготовлена природой, и теперь, когда из лесу доносился веселый собачий лай, Мура молча трусила рядом с хозяином, так, как должна была трусить, охраняя по бесконечным дорогам отару овец. Почему на ее долю выпала такая участь? Почему лучшие годы она вынуждена была провести, посаженная на цепь? Ведь по рождению она не была дворовым псом? Ее призвание заключалось в ином, природа создавала ее для неустанной борьбы, но жизнь не использовала по назначению. Ее благородная и полезная энергия пропадала втуне, потому что ее посадили на цепь. Почему случилось так, чем вызвана такая несправедливость? — думал Вамех и не находил ответа: кто может точно решить, что справедливо, а что нет?
Они с Мурой гуляли по полю, держа путь на дальний лес. У железной дороги устраивались на траве и глядели на небольшую деревеньку по ту сторону озера, неподалеку от леса. У околицы пасся табун. Жеребята, навострив уши, замирали порой около кобылиц, но ничто не нарушало их покоя. Время от времени оттуда доносилось ржание. Мура и Вамех подолгу наблюдали за табуном. Царила тишина. Вамех отходил здесь душой, но какая-то заноза в сердце мешала ему полностью раствориться в этом покое, принять его таким, каков он есть, без стремления понять, что за ним. Да есть ли за ним что-нибудь? Я так устал, думал Вамех, я не желаю знать ничего иного, кроме того, что вижу!
Подолгу просиживал Вамех у насыпи, уйдя в свои раздумья. Иногда над его головой проносился поезд, и его диковинный в этой пустыне грохот отрезвлял Вамеха, рассеивал думы и возвращал к действительности. Он видел пространства, за которыми ничего не было. Потом опускались сумерки, и Вамех, сопровождаемый Мурой, возвращался домой.
По вечерам бывало так же прохладно, как и ранним утром, но в тот вечер, когда Вамех и Дзуку, допив бутылку, вышли из закусочной, они не почувствовали холодка. На улице не было ни одного прохожего. Под деревьями — сплошная тьма. Они медленно шагали по тротуару, расстегнув на груди сорочки, возбужденные водкой, и лишь звук их шагов нарушал тишину.
Вдруг из темной подворотни, пошатываясь, выступил худой мужчина и загородил приятелям дорогу. Лицо его невозможно было разобрать в темноте. На нем были телогрейка и теплая шапка. Вамех и Дзуку остановились, с удивлением уставясь на незнакомца.
— Извините, — произнес тот, — извините за беспокойство, — он закашлялся, — помогите, чем можете…
Вамех узнал знакомый голос и машинально протянул руку к карману, он никогда не отказывал нищим. Дзуку же терпеть не мог попрошаек.
— Проваливай! Работать надо, мать твою так!.. Чего побираешься?! — заорал он, скривившись.
— Извините, — сказал человек, — извините…
— Насобирают, а потом водку хлещут, ух, мать вашу!.. — еще раз выругался Дзуку.
— Простите, простите, — испуганно залепетал оборванец, пятясь к стене, он хотел отойти, но Вамех окликнул его:
— Подожди, Антон!
Да, это был Антон, тот самый Антон, который мечтал увидеть фейхоа, тот самый, который старался освободиться ото всех человеческих страстей и достичь духовного совершенства. Он ничуть не был сумасшедшим, но, по его же словам, все принимали его за душевнобольного, потому что мечты Антона были оторваны от деятельной жизни, и он никак не мог отыскать разумной середины между материей и духом.