Распутин (др.издание)
Шрифт:
— Ну, не важно… — отвечал князь. — Мне кажется, что он как будто что-то предчувствует…
— Ну, идите, идите, Феликс… — заторопил Юсупова великий князь. — Нельзя терять времени…
Князь снова ушел к гостю, а все остальные под звуки какой-то развеселой шансонетки — поручик Львов внимательно следил за орущим граммофоном и менял пластинки — снова замерли на лестнице. Григорий, действительно, чувствовал что-то темное, что точно бродило около него, что ловил он в нервной рассеянности молодого хозяина, в его отрывистых речах, в этом сияющем, напряженном взгляде, который не всегда выдерживал его взгляд. Но ему не верилось, что
«А черт их всех дери, и то сказать!..» — скучливо подумал он.
Так прошло еще, может быть, мучительных полчаса, как вдруг внизу послышались звуки двух откупоренных бутылок и звон рюмок, и разговаривавшие вдруг замолчали.
— Пьют… — дрожащим голосом прошептал на ухо Пуришкевичу великий князь. — Ну теперь сейчас…
Но прошла еще ужасная четверть часа, а мирный разговор и смех внизу не прекращались.
— Ничего не понимаю… — прошептал растерянно Пуришкевич, обращаясь к великому князю. — Что он, заколдован, что ли, что на него и цианистый кали не действует?..
И вдруг великий князь порывисто схватил его за руку.
— Слышите?! Стон… — прерывисто прошептал он.
Все замерли. Это был обман слуха, очевидно, так как мирная беседа внизу продолжалась.
Растерянные, все поднялись тихонько наверх, в другой кабинет князя, и почти в ту же минуту туда вошел и Юсупов, бледный и расстроенный.
— Невозможно! — воскликнул он тихонько. — Представьте себе, он выпил две рюмки с ядом и съел несколько отравленных пирожных, и хоть бы что! Только отрыжка появилось, да как будто некоторое слюнотечение, а то все в полном порядке. И уже начал беспокоиться, почему не приходит к нему его графиня… Я сказал, что минут через десять — пятнадцать красавица, наверное, явится. Теперь он сидит мрачный на диване и рыгает… Что вы посоветуете мне, господа?
— Возвращайтесь обратно… — заговорили все тихими, но возбужденными голосами. — Яд должен же подействовать! А если опять ничего не будет, возвращайтесь к нам минут через пять, и мы решим, как покончить с ним. Иначе утро может застать нас у вас с трупом Распутина на руках…
Юсупов медленно спустился опять вниз, а доктору Лазаверту, сильному молодому человеку, видевшему на фронте многое, вдруг сделалось дурно: он то шагал по кабинету, то нервно бросался в кресла и хватался за голову и смотрел на других блуждающими, страшными глазами. Наконец, он встал и, шатаясь, вышел из кабинета, спустился вниз на двор и вдруг в обмороке упал лицом в снег. Холод отрезвил его, и он, шатаясь, снова поднялся тихо наверх, бледный и ослабевший до последней степени.
— Доктор, доктор… — с укором проговорил великий князь. — Вот не ожидал от вас этого!..
— У него два Георгия… — тихонько сказал Пуришкевич. — Я видел его работу под пулеметным и орудийным огнем. Это человек исключительной храбрости и самообладания, а вот подите…
Но и у него самого тряслись и руки, и челюсти.
В дверях появился снова Юсупов, еще более расстроенный и бледный.
— Господа, не действует яд совершенно… — сказал он. — Или господин Маклаков вместо
— Ох, уж мне эти кадеты! — покачал головой Пуришкевич.
— Надо действовать решительно, потому что гадина выражает уже нетерпение и как будто начинает относиться подозрительно и ко мне… — продолжал князь.
— Что же делать? Придется на сегодня бросить и ждать другого удобного случая… — сказал великий князь.
— Ни за что! — горячо воскликнул Пуришкевич. — Живым Распутин отсюда выйти уже не должен… И не выйдет…
— Но как же быть? — растерянно проговорил Дмитрий Павлович.
— Если яд его не берет, то нам надо спуститься и уложить его… — сказал Пуришкевич, нервно жмурясь. — Или предоставьте это мне одному, и я или уложу его из моего револьвера, или размозжу ему череп кастетом…
— Придется выбирать что-нибудь одно из двух… — сказал Юсупов.
После очень короткого совещания было решено, что Пуришкевич убьет его кастетом. Доктору Лазаверту Юсупов на всякий случай всунул в руку тяжелую каучуковую гирю — тоже подарок В. А. Маклакова на этот случай, — хотя доктор колеблющимся голосом заявил ему, что он совершенно ослаб и едва ли будет в состоянии что сделать.
Снова все гуськом во главе с Пуришкевичем тихонько начали спускаться по лестнице, как вдруг великий князь, взяв за плечо Пуришкевича, прошептал: «Attendez un moment», [72] — и вместе с Юсуповым они снова поднялись наверх. За ними последовали и остальные.
— Вы ничего не будете иметь против, если я его застрелю, Владимир Митрофанович? — переговорив о чем-то с великим князем, спросил вдруг Юсупов Пуришкевича. — Это скорее всего и проще…
— Пожалуйста… — ответил тот. — Вопрос не в том, кто с ним покончит, а в том, чтобы покончить непременно этой ночью…
72
Подождите минутку (фр).
Юсупов решительно подошел к своему письменному столу и, достав из бокового ящика небольшой браунинг, быстро повернулся и решительными шагами спустился вниз. Все остальные кинулись за ним и снова замерли на лестнице. И не прошло и пяти минут, как внизу раздался глухой звук выстрела, продолжительный крик боли а-а-а…и звук падающего на пол тела.
Все сорвались с лестницы и в одно мгновение были на пороге кабинета, но кто-то нечаянным движением зацепил штепсель, и электричество потухло. Ощупью кто-то снова зажег свет, и вбежавшие увидели на полу на шкуре белого медведя умиравшего Григория, а над ним с револьвером в руке стоял спокойно князь и с чувством непередаваемой гадливости смотрел в лицо убитого мужика.
Несколько мгновений продолжалось торжественное молчание. Все испытывали чувство облегчения: как ни кончилось, но кончилось! И надо действовать…
— Нужно снять его поскорее с ковра и положить на каменный пол… — сказал великий князь. — А то кровь просочится и замарает шкуру…
Он взял убитого за плечи, а Пуришкевич за ноги и бережно переложили его на пол. Григорий еще дышал… Правой рукой он прикрывал себе глаза, а левая была вытянута вдоль тела. Грудь его высоко подымалась, и по телу проходили судороги. Пуришкевич в тяжелой задумчивости глядел на него…