Распутин. Почему? Воспоминания дочери
Шрифт:
Князь предложил стакан портвейна — уже отравленного. (Отравлены были также и пирожные, приготовленные для отца.)
Отец отказался. Юсупов, извинившись, вышел — будто бы за тем, чтобы отдать распоряжения прислуге.
Феликса не было долго. Отец решил подняться наверх. В этот момент Юсупов появился с бутылкой мадеры в руках.
Феликс сказал, оправдываясь, что жена слишком увлечена гостями и придется еще подождать.
Выпив вина, тоже отравленного, отец пожаловался на странное ощущение — будто бы жжение в горле
— Устал, — вздохнул он.
Феликс продолжал подливать вино. Он заметно нервничал.
Просидев в молчании еще какое-то время, отец собрался уходить:
— Видно, я не нужен.
Феликс вяло стал упрашивать остаться. Вдруг он с какой-то странной решимостью схватил отца за локоть. Но, словно обжегшись, отдернул руку.
— Подожди, еще хотя бы минуту. Я сейчас, — Феликс бросился к лестнице.
Наверху ждали сообщники.
Яд почему-то не действовал. План мог сорваться. Дмитрий дал Феликсу револьвер. Юсупов вернулся, увидел, что отец держит в руках хрустальное распятие, сказал:
— Правильно. Помолись!
Отец обернулся. Он знал, что ловушка захлопнулась.
Тем временем Лазоверт и Дмитрий спустились в комнату. Следом — Сухотин и Пуришкевич.
Яд стал оказывать действие. Отец впал в беспамятство.
Словно в помешательстве заговорщики накинулись на отца. Били, пинали и топтали неподвижное тело.
Кто-то выхватил кинжал.
Отца оскопили.
Возможно, это и не было помешательством. Ведь все заговорщики, кроме Пуришкевича, — гомосексуалисты. И то был, скорее всего, ритуал. Они думали, что не просто убивали Распутина. Они думали, что лишают его главной силы. Так и не поняв, что сила отца была в другом. Для них за пределами плоти любви не существовало.
Убийцы решили, что отец мертв. Но тут тело шевельнулось. Одно веко задрожало и приподнялось. В следующую секунду открылись оба глаза.
— Он жив, жив! — вскрикнул Феликс и импульсивно склонился над жертвой.
Отец схватил Феликса за плечи и сжал их.
Юсупов вырвался.
Отец затих.
Заговорщики оставили отца на полу и поднялись в кабинет. Принялись обсуждать, как избавиться от тела.
В коридоре раздался шум. Бросившись к двери, они увидели, как отец выбегает во двор.
Юсупов еле слышно прошептал:
— Боже, он все еще жив!
Пуришкевич выскочил во двор с пистолетом в руке и два раза выстрелил, потом еще два раза. Отец упал в сугроб.
Появился городовой, услышавший выстрелы, но Феликс встретил его у ворот и объяснил, что один из пьяных гостей несколько раз пальнул из револьвера.
Отделавшись от полицейского, Феликс вернулся и обнаружил, что слуги внесли тело обратно в дом и положили вверху лестницы.
Юсупов впал в неистовство.
Пуришкевич описывал, как Феликс набросился на недвижное тело и стал пинать: «Это было такое ужасное зрелище, я вряд ли смогу когда-нибудь
Тем временем Сухотин надел шубу и шапку отца, и доктор Лазоверт отвез его обратно к нашему дому — сбить со следа тех, кто мог проследить с вечера за автомобилем до дворца на Мойке. Дмитрий поехал с ними под видом Феликса.
Вернувшись обратно, они застали Пуришкевича в одиночестве, они со слугой уложили совершенно невменяемого князя спать.
Сами перевязали веревкой тело отца, погрузили на заднее сиденье автомобиля. На Петровском острове сбросили с моста в прорубь.
Они надеялись, что течение затянет ужасный сверток под лед, а потом отнесет в море.
Было уже далеко за полночь, когда я, наконец, уснула тревожным сном. Меня мучили кошмары, и когда серый рассвет встал над городом, мне как раз снился страшный сон, в котором мелькали то Юсупов, то Хиония Гусева.
Проснулась я от телефонного звонка. Звонил Протопопов.
— Который час? — спросила я.
— Еще рано. Семь. Я хотел узнать, дома ли твой отец?
Я не знала. Пошла посмотреть.
Обнаружив, что комната отца пуста, а постель не смята, вернулась к телефону.
— Нет, его дома нет.
Без всяких объяснений Протопопов повесил трубку. Дурное предчувствие, охватившее меня ночью, возвратилось и стало еще сильнее. Подавив страх, я по звонила Марии Евгеньевне, спросить, не видела ли она отца после ночи. Та ничего не знала.
Я попросила ее позвонить Юсупову и справиться об отце.
Ответного звонка я так и не дождалась.
Тем временем Катя приготовила завтрак, к которому никто из нас не смог притронуться. Не в силах больше ждать, я позвонила в Царское Село, Анне Александровне. Та обещала помочь.
Анна Александровна, не мешкая, отправилась к царице. Начались розыски. Первым царице доложил Протопопов: о выстрелах и объяснении Феликса, будто стрелял один из гостей.
Потом позвонил великий князь Дмитрий Павлович — просил у царицы разрешения придти на чай. Получив отказ, он, по-видимому, встревожился. Как только он повесил трубку, Анне Александровне позвонил Юсупов и попросил разрешения увидеться с ней. Анна Александровна отказалась. Тогда Феликс попросил срочно устроить его встречу с царицей. Намекнул, что это касается Распутина.
В десять часов утра полицейские, прочесывавшие весь город, пришли к Юсупову. Генерал Григорьев допросил князя. Ему пришлось выслушать уже известную версию, будто стрелял один из гостей. О Распутине же князь сказал, что тот никогда у него не бывает.
Как раз когда Григорьев уходил, позвонила Мария Евгеньевна. Феликс велел ей подождать у телефона, пока он проводит генерала.
— Что ты сделал с Григорием Ефимовичем?
— Ничего. Я его несколько дней не видел.
— Феликс, не лги. Ты заезжал за ним около полуночи.