Распятые любовью
Шрифт:
– Что учительницей работает, ещё не говорил, но то, что она в «педе» училась, конечно, помню. Надо же, Кристина учительница! – вдруг воскликнул я. – Как же всё-таки время летит быстро. Кажется, совсем недавно в школу пошла, а уже сама учительница! Помнишь, мы с ней басню про муравья учили?
– Помню-помню, – улыбнулся Копытин, – Серёга твой 1994 года рождения, а Кристя моя в 1992 году родилась. Двадцать пять уже исполнилось. Деваха хоть куда!
– Внуков-то от дочки ждёшь? – спросил я.
– Жду, – ответил Копытин. – Но не знаю, дождусь ли?
– А что так? – вздёрнул брови я.
– Что-то с мужем у них там не
– Ты так считаешь? – опешил я и ехидно добавил: – Выгнали из дому – это, по-твоему, везение невероятное.
– Нет-нет-нет! – замотал головой Копытин. – То, что выгнали, да ещё родной сын, это отвратительно, но я не то хотел сказать. С жильём, – Владимир раскинул в стороны руки. – С жильём повезло. Ну, ладно, теперь слушай мою новость. Уезжаю я, Боря, так что квартира в твоём распоряжении. И не только квартира, теперь у тебя есть и дача. Я полгода назад по случаю купил – три спальни, кабинет, газ, отопление, канализация. Уютно там, тепло и свежо. Я частенько теперь за городом прячусь от народа. Приезжаю, выключаю мобильник и целый день бью баклуши, гляжу в небо, сочиняю стихи и придумываю на них мелодии… Хочешь напою? Слушай:
Мне на лицо упала тень!
Испортив весь рабочий день,
И мне теперь работать лень,
Идёт оно в дырявый пень!
А дальше припев:
Тень-тень-тень на плетень!
Тень-тень-тень целый день!
Тень-тень-тень! Лень-лень-лень!
Вот такая дребедень!
Как песенка? Нравится? А дальше…
– Погоди-погоди! – Наконец-то опомнившись, прервал я его. – Что значит, уезжаешь? Надолго? В командировку или в отпуск?
– Нет, Борис, – тяжело вздохнул Копытин, – навсегда, на ПМЖ, то есть на постоянное место жительства. Практически всё уже оформили, израильское посольство дало добро, ты же помнишь, кто мои родители? Маркович я. Уезжаю на… так сказать, историческую родину. Жду паспорт, и «гуд бай, май лав, гуд бай»!
– Не понял, – вытаращил я глаза. – Как же так? А что ты там будешь делать в Израиле?
– Что буду делать? – несколько наигранно рассмеялся Копытин. – Да то же, что и здесь делал! Людей буду лечить.
– Так это… а как же Россия? Это ведь тебе не мифическо-историческая, а… твоя настоящая родина, ну, как там говорят, родная земля и всё такое… Ты разлюбил её, что ли? – я не находил нужных слов, а потому вдруг заговорил какими-то партийно-агитационными терминами.
– Нет, Боря, родину я не разлюбил, – грустно ответил Владимир и, пристально посмотрев мне в глаза, добавил: – я же не кот, который от любви трётся о ногу хозяина, на хрена мне такая любовь. Просто устал я…
– От чего устал-то? – раскрыл я рот.
– От блядства… Не могу я больше жить здесь. Задыхаюсь, Боря. Понимаешь?
– Не понимаю, –
– А ты ничего не замечаешь? – перебив, усмехнулся Копытин. – Да-да, я знаю, что ты романтик, но, в конце концов, когда-то и романтики просыпаются и выходят из своих розовых… или, как там у вас, голубых, снов.
– Ты это к чему сейчас? – огорчённо спросил я. – При чём тут какие-то сны, тем более, голубые?
– Да при том, что мы опять стремительно скатываемся в «совок», посмотри вокруг, большевик на большевике и большевиком погоняет. По сути, восстанавливается сталинский режим. Нас скоро поставят всех раком и заставят кричать «спасибо товарищу Путину за наше счастливое детство!». Понимаешь? Всё повторяется, Боря. И мы просто не имеем права этого не замечать. Вся наша мнимая свобода слова, искусственная демократия, пластилиновые права человека – снова всё летит к ебеням.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь, – возразил я. – Согласен, проблем до хрена и больше. Но ведь бывало и хуже, всё пережили. О какой-такой мнимой свободе слова сегодня ты говоришь? Разве сейчас… разве тебе кто-то что-то запрещает говорить? Да хоть заговорись!
– Удивляюсь я тебе, Боруха! Путин и Сталин – стираются грани.
– Не могу согласиться! – воскликнул я.
– Наивный ты, Борька! – хмыкнул Владимир Маркович. – Ой, наивный…
– Володя, – остановил я товарища, – давай без этих эпитетов. Возможно, я что-то не догоняю, спорить не стану, политолог из меня хреновый, но сравнивать нынешнюю ситуацию со сталинским или даже брежневским, андроповским правлениями, согласись, не совсем корректно. Ясен пень, хочется поскорее построить новое общество, чтобы соблюдались законы, свободы, права и прочее, но, как известно, Москва не сразу строилась. Всему своё время. Не стоит бежать впереди паровоза.
– Стоп-стоп-стоп! – Копытин поднял руки вверх. – Вот как раз-таки, дорогой, в этом и есть главная ошибка сегодняшнего русского человека. Надеюсь, ты понимаешь, что под русским человеком я имею в виду всех граждан нашей страны? В чём подвох? Да в том, что мы снова начали жить иллюзиями и не замечаем своего падения. Кому-то… впрочем, не кому-то, а, к сожалению, многим, это кажется полётом, а на самом деле мы падаем в пропасть. Заметь, мы все вдруг неистово стали осуждать перестройку, Горбачёва, плеваться на девяностые годы, проклинать Ельцина, забыв напрочь, что благодаря этим людям мы получили свободу, которая теперь снова планомерно и потихоньку упаковывается в диктаторский чемоданчик. Даже Никита Михалков взбунтовался и выступает против Ельцин-Центра. Опять, выходит, все пидорасы, и только один Путин – д’Артаньян.
Я рассмеялся. Действительно это прозвучало смешно: Путин – д’Артаньян! А кто же тогда Атос, Портос и Арамис? Любытно….
– Представляешь, – продолжил Копытин, – вот тебе недавний пример, кстати, непосредственно по твоей теме, приглашает меня декан к себе в кабинет и говорит: «Владимир Маркович, я бы рекомендовал вам свернуть вашу излюбленную тему и отказаться от публикаций в интернете». Ты веришь, я еле сдержался, хотел послать его по известному адресу, но сумел пересилить себя. Спрашиваю: «И что же вас, Пётр Николаевич, не устроило в моих публикациях?». «Меня лично ничего, – отвечает он и, тыкая пальцем в небо, продолжает: – Там очень недовольны, что наш сотрудник постоянно муссирует тему гомосятины».