Рассказ о брате (сборник)
Шрифт:
Она слегка покраснела и опустила глаза.
Похоже, нашла то, что ей нужно. Приличного, непьющего, наверное, не очень-то темпераментного парня, который будет о ней заботиться, а она родит ему детей, и будет из нее добрая и уступчивая мать.
— А как отец? Ему, думаю, тоже нелегко?
— Да знаешь, придет с работы, ходит по дому, ничего не говорит и ничего не делает. — Глайнис пощупала пакет. — Я побегу, а то остынет.
— Передай отцу привет. Всего тебе хорошего, Глайнис.
— Хорошо, что мы с тобой
Он поглядел ей вслед и пошел своей дорогой.
Дом сиял как вычищенная сковорода, внутри стояла тишина, в камине жарко горел огонь. Уилф спросил: «Есть кто?» Над головой в спальне послышались шаги, потом донесся голос матери: «Кто там? Гарри, это ты?» Он стоял у камина, засунув руки в карманы, и ждал ее.
— А, вот кто приехал.
Мать никак не выразила радости от встречи. Но поскольку в их доме было не принято выражать какие бы то ни было чувства, помимо раздражения или недовольства, он не обратил на это никакого внимания. Знал, что мать рада его приезду, хотя, может, и обижена, что он так долго не появлялся.
— Значит, не совсем забыл дорогу.
— А я письма пишу.
Она заглянула в прихожую.
— Где ж Гарри? Он что, не приехал?
— Да нет. Чего-то неважно себя чувствует. Грипп, видимо. Я уговорил его лечь в постель, дня через два выздоровеет.
Мать усмехнулась:
— Знаю я этот грипп. Небось вчера пиво пили?
— Было немного, — солгал Уилф.
— Ну вот, а теперь болит голова, лежит в постели и не идет на работу. О чем он только думает? Уехал, мне ничего не сказал и еще опоздал на автобус.
— Да он в последний момент решил ко мне приехать.
— А обо мне он вспомнил? Что я до смерти напугаюсь: дома не ночевал, ни свет ни заря почтальон несет телеграмму, а поди знай, что там в этой телеграмме. Ему все-таки надо больше думать о людях, — выражение лица у матери было сердитое, осуждающее. — Вон и тебе пришлось не пойти на работу.
— Да ничего.
— Как же так ничего? Вы, молодые, считаете — когда хочу, тогда хожу. — Она подошла к нему и слегка оттолкнула от камина. — Сядь ты, наконец. Торчишь, как заслонка.
Уилф сел за стол. Мать наклонилась, отворила дверцу духовки — оттуда донесся аромат.
— Неужели картофельный пирог? А я чуть было не купил рыбы с картошкой.
— Ну и хорошо, что не купил. Сейчас поедим, а отец придет, я ему разогрею.
— Ну как он?
— Как всегда: в хорошем настроении — тих как овечка, а в плохом — зол как козел.
Уилф улыбнулся. Значит, все в порядке. Конечно, она могла нарочно не говорить все сразу, испытывать его терпение, но такое на нее непохоже. Если б что-то знала, выложила бы.
— Я встретил Глайнис. Что, миссис Уордл совсем худо?
Мать выпрямилась, закрыла духовку.
— Тает на глазах. А Глайнис сейчас тоже достается — вон как жизнь
— Она собралась замуж.
— Слыхала. Чего ж удивляться? У тебя была возможность, да ты упустил, чего ей ждать? А из нее будет прекрасная жена, кому хочешь подойдет.
— Он из Калдерфорда, довольно молодой парень, — ответил Уилф, не обращая внимания на намек матери, — плотником работает.
— Похоже, сначала будут похороны, а потом уж свадьба. Ну, отца тоже не бросишь.
— Могут жить вместе. И дом искать не придется.
— Жить со стариком отцом! Так не годится. Молодым нужно пожить спокойно, чтоб никто не мешал. А потом пойдут дети, тогда уж не поживешь.
Неожиданно он про себя подумал, ну как его мать стала бы вдруг защищать право молодых бегать голыми по дому и свободно любить друг друга? Но мать, очевидно, рисовала в своем воображении более спокойные картины супружеского счастья, когда молодожены постепенно привыкают к своей новой жизни и никто не мешает им.
— С милым рай и в шалаше, — уныло заметил Уилф.
Он был рад встрече с матерью, но ему стало скучно. Пять минут пробыл в доме, а уже хотелось поскорее уехать назад. Было немного стыдно за себя, но он ничего не мог поделать. Лишь бы не показать своих чувств.
Мать накрыла стол на двоих. Все как обычно: чистая скатерть, нож, вилка, посередине соль, перец и пустой стаканчик для горчицы на металлической подставке с гербом их города. Он не знал, откуда у них эта подставка, но сколько себя помнил, она всегда была на столе. Мать поставила две тарелки над духовкой, чтоб подогрелись, потом пошла на кухню, налила из-под крана стакан холодной воды, опять открыла духовку, проверила пирог. От запаха текли слюнки.
— Подождем еще минуту.
Делать было больше нечего. Мать стояла у духовки с полотенцем в руке и глядела на него.
— А ты неразговорчив. Чего ж тогда приезжал, и оставался бы там у себя. Ну а как ее, миссис Суолоу, следит за тобой или перестала?
Уилф приготовился к обычному набору вопросов: питаешься вовремя? Меняешь белье? Носки чинишь? Ты что-то похудел — наверное, все-таки ешь не вовремя.
— Постричься пора, — говорила мать, критически разглядывая Уилфа, — а то оброс, как невесть кто.
Он потрогал жесткие волосы на затылке: да, недели две — три все собирается зайти в парикмахерскую.
— А что, у тебя нет получше ботинок? — продолжала между тем мать, с неодобрением рассматривая его серые замшевые туфли: на правой уже слегка отошла подошва.
— Да другие надо снести в мастерскую.
— На что ж они похожи, если эти пора нести к старьевщику. Она отвернулась, чтоб вытащить пирог из духовки, и продолжала: — Если б жизнь у тебя пошла получше, еще была б причина не жить дома, а так, на тебя посмотришь, хоть сейчас в приют для бездомных.