Рассказ о брате (сборник)
Шрифт:
— Неужели? — секунду Ронни насмешливо разглядывал Уилфа. — А что ж тогда ты хочешь?
— Спокойно все обговорить с человеком, который привык вести разговоры.
— Ну да, а если сам говорить не умеешь, то приходится просить других?
— Мне кажется, вы б не смогли разговаривать спокойно. И потом он меня не просил. Я сам вызвался: мы можем все спокойно обсудить, друг с другом не ссорились, ведь правда?
— Давай дальше. Я слушаю.
— Гарри говорит, ты хочешь подать на него в суд за оскорбление действием?
— Совершенно верно.
— Я подумал, может, он не так тебя понял
— Он понял меня правильно.
— И ты серьезно собираешься передать дело в суд?
— Собираюсь.
— Понятно, Гарри был немного не прав, но подавать в суд — это уж слишком.
— Немного не прав, говоришь? Твой мерзейший братец ходил к нам целый год, мы его принимали как друга, чуть не каждую неделю. В этой самой комнате сидели часами, говорили обо всем на свете. А когда уйдет, мыс Джун, бывало, скажем друг другу: «Какой замечательный парень, скоро небось найдет себе подходящую девушку и женится».
Уилф взглянул на Бетли и понимающе кивнул, как бы оценивая по достоинству образ чистой, ничем не запятнанной дружбы, созданный Ронни.
— И что потом? Как он себя повел, когда я стал доверять ему абсолютно во всем? При первой же возможности полез на мою жену, чтоб ее изнасиловать!
— Да ну, это уж загнул!
— Загнул, говоришь? Что его остановило, так это только мой приход!
— Мне кажется, если бы Джун захотела, она б сама остановила его.
Бетли дернул головой.
— Погоди, погоди. Мы тут говорим не о ком-нибудь, а о моей жене. Что значит — «если бы захотела»?
Уилф невинно взглянул на Бетли.
— Это так, фигура речи, в общем, я оговорился.
Для убедительности Бетли стал размахивать рукой с выставленным указательным пальцем.
— Я хочу, чтоб ты знал, как все это расстроило Джун. Можно только радоваться, что у нее после всей этой истории не произошел нервный срыв.
— Да, конечно. Но меня больше беспокоит Гарри, меня касается он. Хотя несомненно, когда подобное случается с приличной, ни о чем не подозревающей женщиной, понять ее чувства можно. Но на вашем месте я б тысячу раз подумал, прежде чем решился раздувать дело, а то вдруг Джун придется еще хуже.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Если подашь в суд, ей придется пройти через довольно неприятную процедуру свидетельских показаний — рассказать все, в подробностях. Подумай об общественном мнении. Я б, например, не хотел, чтобы имя моей жены трепали на каждом перекрестке и в каждой забегаловке. Все знают, что Джун очень привлекательная женщина, — он приложил ладони к груди, и на лице его появилось выражение обезоруживающей искренности, — я это тоже знаю, Ронни. Я всегда так считал. Но ты ж понимаешь, что за люди кругом, что они станут говорить? Ну да, конечно, упрятали парня в тюрьму, а уж если начистоту, она тоже, чай, не святая. Сколько времени он к ним ходил, чуть не год. На виду ничего, все шито — крыто. А когда дома нет мужа, как удобно! Я так, например, считаю, что она не лучше других. Весь поселок будет обсуждать вас: женщины — больше ее, а мужчины — вас обоих, потому что тебя они уважают, ты их понимаешь, ты еще много дел сделаешь, тебе до финиша далеко. На Гарри никто особенно злиться не станет. А если он здесь потеряет работу, так найдет в другом месте.
Уилф откинулся назад, так, словно разговор уже закончен. Потом, почувствовав, что Бетли хочет сказать что-то, продолжил несколько небрежно:
— Что мне всегда нравилось в тебе, Ронни, так это, как ты умеешь влиять на людей. Кувберт тоже умел, но не до такой степени, как ты. С одной стороны, ты вроде их человек, а с другой — на порядок выше. Они тебя уважают, потому что ты не просто треплешь языком, в общем, ты этих людей понимаешь, и понимаешь получше, чем я. Они и поработать, и погулять как надо сумеют, и они-то знают, как надо обращаться с женщиной. А уж если мужчина не может справиться с собственной женой без помощи полиции… ну тогда, извините…
Тут Уилф пожал плечами, чувствуя, что наплел ровно столько, сколько нужно.
— Считается, я умею хорошо говорить — но ты, как вижу, и сам не дурак. — Бетли стряхнул упавший на брюки пепел. — Кому уже Гарри успел натрепать?
— Пока только мне. А я ни с кем не разговаривал. Джун поехала к матери, но ведь это не значит, что она хочет поделиться с ней?
— Ни с кем она делиться не собирается, — резко ответил тот. — Я уже сказал, сломаю ей шею, если вздумает кому рассказать.
Уилфу после этих слов сразу стало многое ясно — будто пролился дневной свет. Странно, что он так долго переоценивал Бетли. Он сказал осторожно:
— Можешь быть полностью уверен в том, что ни от меня, ни от Гарри никто не услышит ни слова.
Бетли презрительно хмыкнул.
— Я могу быть уверен! Скажите, пожалуйста! Большое тебе спасибо! Он, видите ли, будет защищать мою семейную честь. Лучше позаботься о своем подлюге братце.
— В деле замешаны трое, — спокойно ответил Уилф. — То, что касается одного, касается всех.
— Тебя послушаешь, можно подумать, мы какие-то заговорщики. А виновный один — Гарри, а мы — пострадавшая сторона.
Уилф стоял у тонкой черты, разделявшей разумный и сдержанный разговор и открытый конфликт. Он не был уверен, что полезно переходить эту черту, в таком случае пришлось бы воспользоваться единственным оружием, которое у него было в руках.
— Я только хотел, чтоб ты самым серьезным образом поговорил с Джун, предупредил: адвокат Гарри постарается ее дискредитировать — или изобличить во лжи, или же откопать что-нибудь такое в ее прошлом, что бросит тень на ее репутацию.
— Я тебе уже говорил, — сказал Бетли, у которого опять покраснело лицо, — быть поосторожнее с такими разговорами.
— Хочу объяснить, — продолжал Уилф, с усилием напрягая свое терпение, — что может произойти: Гарри без борьбы не сдастся, я буду стоять рядом и помогать, чем могу. В мире полно людей, которые готовы себе навредить, чтоб другому досадить. Раньше я считал, что ты принадлежишь к иным.
Уилф встал с дивана, выпрямился, как бы показывая этим, что разговор закончен. Потом продолжал спокойно:
— Гарри причинил тебе зло, но это зло ничто по сравнению с тем, которое ты можешь причинить себе сам. Пока что все зависит от тебя, но если ты дашь ход делу, то окажешься во власти общественного мнения и тогда кто тебе поможет? Разве что бог.