Рассказ о брате (сборник)
Шрифт:
— Чего это вы?
— Захотелось вдруг.
— Всегда слушаетесь нахлынувших желаний?
— Зависит от их силы и остроты.
— Неужели надеетесь, что примут всерьез?
— Простите.
— Да подумаешь! Невинный поцелуй да объятье между друзьями.
Хотелось высказать ей: вовсе она мне не нужна, толкнуло меня скорее любопытство, а не желание, моя сексуальная жизнь меня полностью удовлетворяет и так далее.
— Вы ведь не всерьез, правда? На самом деле желания у вас нет?
Да, хладнокровия ей не занимать. Ничего мудреного,
— Готов поспорить, вы — первоклассная шлюха.
— А вас потянуло на шалости. Или позволяете себе иной раз?
— Если вам охота думать о себе как об обычной юбке.
— А что, я особенная?
— В забавы я не пускаюсь, — заявил я. — Посторонних женщин я оставляю в суровом одиночестве. Просто захотелось посмотреть, как вы отреагируете.
— Ну вот. Посмотрели.
Юнис вышла. Пройдясь по кухне, я остановился, опершись обеими руками о раковину, понося последними слонами и себя и ее. Тут звякнули в дверь. На ступеньках высился детина, которого я видел в окно, когда он шел к Нортонам.
— Мистер Тейлор?
— Да, я.
— Колебался, то ли через черный вход входить, то ли через парадный.
— Неважно, — меня неожиданно защекотало подозрение, не глядел ли он в кухонное окошко, как я обнимал Юнис.
— Мне нужно с вами поговорить, — здоровяк сверкнул удостоверением. — Главный инспектор уголовного розыска Хеплвайт.
— Проходите.
— Наверное, мистер Гордон Тейлор?
— Да.
— Вашего брата я бы уж точно узнал. Видел его по телевизору и в матчах, и в интервью. Он, кстати, сейчас у вас?
— Поехал за газетами. Вот — вот вернется.
— Ну так для начала побеседуем с вами.
Я провел инспектора в гостиную.
— Присаживайтесь. Я уже обо всем подробно рассказывал полиции. Добавить нечего.
— Может, и так. Но случай серьезный, и я хотел бы послушать все самолично. С самого начала, пожалуйста.
Я начал с того, как машина въехала на дорожку и Юнис заметила фигуру в свете фар.
— Непосредственно общались с миссис Нортон вы и ваша жена?
— Да. Брат и мисс Кэдби только видели ее.
— А знаете, у нас не зафиксировано, что точно говорила миссис Нортон.
— Вот что вас интересует. Не проронила ни словечка.
— Ваша жена наедине с ней не оставалась? Хоть ненадолго?
— Нет.
— А она дома?
— Я ее уговорил не вставать. Она еще спит. Не хочу беспокоить ее. На нее очень все подействовало.
— Это можно понять. Вам с братом того хуже досталось.
Хеплвайт, поерзав, подался вперед, аккуратные руки свесил между толстых ног.
— Миссис Нортон будут судить? — спросил я.
— Не понял?
— Да ведь очевидно — ударила она?
— Да, — признал он, — на кочерге не обнаружено других отпечатков пальцев. Только ее и Нортона, — он примолк, словно бы нехотя смиряясь с такой слишком уж очевидной разгадкой. — Да, наверное,
— Непонятно, как это она.
— Кому ж ведомо, что творится за закрытой дверью между мужем и женой? Поговаривают, он бил ее.
— Про это и мы слыхали.
— При осмотре у нее на теле обнаружили синяки. Алкоголичка. Возможно, с душевным расстройством. Впала в крайность. И кинулась на него. Само действие не отнимает и минуты, но вынашивала она его, может, годами. — Мы услышали, как стукнула входная дверь. — Брат?
— Наверное.
— Надо и с ним поговорить.
— Пойду позову, — я встал. — Между прочим, нам спасенья нет от репортеров. Бонни, сами знаете, знаменитость, а последнее время его имя без конца мелькает и газетах.
— Как только миссис Нортон предъявят обвинение, дело становится sub judice, — сказал Хеплвайт. — Тогда у газетчиков есть право помещать лишь сухие факты. Попробуйте отвадить их таким способом.
— Спасибо. Пойду за Бонни. Хотите поговорить с ним наедине?
— Желательно.
Юнис, забравшись с ногами на диван, читала газету. Я подумал, что Бонни на моем месте давно бы выдворил девицу. Но я чувствовал себя странно непричастным к случаю на кухне. Я понимал, что выгляжу дураком, позволил ей завладеть инициативой, и мне не раз еще придется пожалеть об этом, но пока что я словно отрешился. И все-таки надо ж, какая дрянь девка! Есть ведь и другие способы охладить мужчину. Эта же пустила в ход эдакую хитрую издевочку!
Я пролистал журнал. Реклама настольных дорогих часов в медном корпусе, кожаные «дипломаты», новая серия серебряных медалей, на сей раз в честь знаменитых битв и полков, страничка мод: манекенщиц снимали в глухой греческой деревушке — на заднем плане неуверенно ухмыляются крестьяне, которые на месте бы пришибли своих жен, вздумай те разгуливать в таких нарядах.
Телефон. Я машинально встал было, но тут же уселся снова.
— Проще снять трубку с рычага, — предложила Юнис.
— Тогда будет занято. А вдруг друзья позвонят?
— Так вы же все равно не берете трубки, какая разница?
— Будет желание — возьму.
— А еще женщин винят в нелогичности.
— Да уж никак не вас, Юнис.
— Жалко, что не комплимент.
— А мне сдается, вам безразлично.
— Допустим, — пожала плечами девушка.
Я отложил журнал и принялся за другой, по искусству. Скользил по строчкам, ничего не улавливая и не запоминая. Больше всего мне хотелось, чтобы вошла Эйлина, протирая глаза, улыбнулась: «Господи, так бы и спала все воскресенье! Кому кофе сварить?» И жизнь двинулась бы своим заведенным чередом. Мне и невдомек было, насколько, оказывается, я зависим от Эйлины. На Эйлине держится и строй и смысл моего жизненного уклада. Вину за перемену мне хотелось взвалить на Бонни, на его приезд: раньше у нас все клеилось. Но в трагедии соседей Бонни уж никак не виноват. Нет, вернее всего, Эйлина уже давненько потосковывает, а я не замечал.