Расскажи мне, батя, про Афган!
Шрифт:
– Лёх, а на хрена нам все три языка? Думаю, эти трое духов имеют одинаковую информацию о расположении охраны и самого штаба в кишлаке, – начал умничать Боцман. – Заберём кого попроще, а остальных к Аллаху…
– Боцман, давай так… Мне поручили, я выполняю. Слушайте дальше. Первого берём я и Боцман. Первый номер – Боцман, выбегает из засады, хватает обеими руками за узду на морде и всем телом виснет на ней.
– Слышь, Лёх! Так на чьей морде виснуть? Лошади или духа? – хохотнул кто-то из парней.
– Объясняю. От неожиданности и испуга лошадь обязательно постарается встать на дыбы, сбить с ног нападающего и изменить направление движения. Задача первого номера не дать ей этого сделать. Ну, а вторые номера рывком стаскивают духов на землю и фиксируют руки, – невозмутимо закончил старшина Платонов.
– Платон, а лошадь может укусить? Я теоретически спрашиваю, так, на всякий случай, – поинтересовался
– А ты руки не суй куда попало, – под общий смех посоветовал я. – Мужики, обнаруживать себя категорически нельзя, поэтому не стрелять, на крайняк работаем ножами.
– И ещё, – продолжил Платон, – нападать по моей команде одновременно, чтобы духи не успели очухаться и что-то понять.
– Всё правильно, – одобрил план Платона я. – По ходу движения и с тыла поставим заградительные группы по три бойца, чтобы не прорвались, ну и снайпера будут готовы на всякий случай.
Истекало отведённое «будёновцам» время, а их всё не было видно. От реки тянуло даже не прохладой, а холодом. На марше пропитанные потом тельняшки остывали вместе с телами, неприятными холодными компрессами липли к спинам и не давали согреться. Бойцы кутались в свои нехитрые утеплители, натягивали на уши шерстяные, купленные или выменянные в кишлаках и на рынках вязанные шапки. Правда, у некоторых заметил умело уложенные под седалища американские пуховые спальные мешки. Полезные трофеи. Вода, принесённая во флягах из горной реки, и через два часа ломила зубы. Приходилось, прежде чем глотать, долго гонять её во рту. Язык немел, но было чертовски приятно. Были и гурманы. Они пробивали ножом в двух местах банку сгущёнки, запрокидывали голову и цедили её, закрыв от удовольствия глаза. А потом, маленькими глотками, запивали ледяной водичкой из горной реки. Кайф был необыкновенный. Что представляли себе в эти секунды эти взрослые мальчишки? «Пломбир» за 19 копеек? «Ленинградское» за 22-е? А что я… я тоже пробовал.
От группы прикрытия сообщили:
– По дороге в сторону кишлака быстрым шагом едут два всадника. Дистанция 700 метров.
– Уточни. Два или три всадника?
– Два, – с небольшой паузой сказал сержант. – Едут рядом, не друг за другом. Повторяю, едут рядом.
– Опаньки, а мы так не договаривались! – нервно произнёс Боцман, прячась за большой валун прямо у дороги.
– Парни, ищите мне третьего, – зло шепчу в микрофон.
Тут же было принято решение: Платон с Боцманом берут ближнего, остальные оттесняют второго всадника ближе к реке и берут его на берегу. Уже и мы слышим посторонний звук. Звук восьми подкованных копыт. Едут не быстро, видно долго скакали галопом до этого, а сейчас дают лошадям отдохнуть. До кишлака – рукой подать. А мы ещё ближе… Из-за первого поворота показались два верховых, ехали рядом неспешной рысью. В бинокль было видно, что у того, который ехал ближе к реке, АКМ был за плечами, а у ближнего – на груди. Видел это и Платон с разведчиками. Головами не крутили и не разговаривали, было заметно, что «будёновцы» подустали и опасности не чувствуют. Утренний туман ещё не совсем рассеялся, но и без оптики было видно, что перед нами не наследные опиумные эмиры и не алмазные падишахи. Обычные бородатые духи неопределённого возраста. У дальнего на голове традиционный афганский паколь – шерстяной берет, у ближнего – грязно-белая чалма. Оба в замызганных, пыльных, завёрнутых впереди халатах. Ну, басмачи и басмачи… Ничего после Великой Октябрьской не поменялось!
Сигнал к нападению был настолько необычен, а звук ни с чем не сравним и незнаком в этих местах, что челюсти от удивления отвисли не только у душманов, но и у афганских рысаков. Платон громко и пронзительно свистнул в спортивный судейский свисток. Многократно отразившись от отвесных скал и зеркала воды, звук острой трелью резанул по ушам. От ближайшего к дороге валуна стремительно отделился долговязый силуэт и, вытянув впереди себя длинные руки, помчался в сторону первой лошади. Боцман поймал лошадиную морду, когда она, скосив лиловые глаза в его сторону и испуганно заржав, уже поднимала передние ноги. Но 95 кило чистой массы туловища старшего прапорщика сделали своё дело. Сначала он поймал какие-то ремешки левой рукой, потом правой захватил коня за гриву между ушей и повис, поджав ноги. От неожиданной тяжести и охватившего его ужаса, конь захрипел, брызгая пеной, но встать на дыбы уже не смог.
– Конечная! Слазь, сука, приехали! – срывающимся голосом заорал Боцман, глядя с опаской на крупные зубищи коня и содрогаясь от капающей ему на лицо лошадиной пены.
Почти одновременно с ним, подпрыгнув и подтянувшись, схватив духа за халат, Платон оказался у всадника за спиной. Обхватив туловище наездника ногами, он левой рукой резко рванул ремень АКМа так, что
– Баран! – коротко сказал Платон, вертя перед носом басмача спаренным автоматным рожком. Потом коротко размахнулся и ударил им духа сверху по чалме. Уронив голову на грудь и подкосив колени, тот с глухим стоном завалился на бок.
Со вторым душманом справиться оказалось гораздо сложнее. Двое разведчиков сразу поймали коня. Один за стремя, второй за уздечку, но конь резко дёрнулся, придавив нашего парня к крупу первого гнедого. Душман начал судорожно перетаскивать на грудь АКМ, висящий у него за спиной. Конь окончательно обезумел, когда увидел, что к нему бегут ещё люди, отбрасывающие длинные тени от света уходящей за горный хребет луны. Животное хрипя, начало пятиться назад, подминая под себя нашего бойца, висящего на стремени. А дух высвободил ногу и резко ударил второго разведчика в голову, тот упал и выпустил из рук уздечку. Конь, почувствовав шанс уйти из западни, неожиданно рванул в сторону, сбив ещё двух наших, и волоча разведчика, держащегося за стремя, начал спускаться к реке. Я успел заметить, как резко махнул рукой в сторону уходящего всадника, стоявший на одном колене, сбитый конём, боец. Потом увидел, как дёрнулся и, вскинув руки, начал вываливаться из седла дух. Он висел, зацепившись сапогом за стремя, бился головой о камни, а конь, спотыкаясь о тело, сгоряча забежал в бурный поток горной реки. Потом, правда, испугался подхватившего его течения, попытался повернуть к берегу, но было поздно. Ледяные струи оттащили коня на глубину, а там закрутило, и уже через минуту его голова с белым пятном на лбу исчезла за поворотом русла.
– Что делать с конём будем? – спросил Боцман, передавая поводья подоспевшим на помощь, ребятам.
– А что делать? Отвести за поворот и вожжами по заду, чтобы скакал без оглядки. Только распрягите, седло снимите и в реку, – отдал команду Платон. – Нет седла, значит, и всадника не было.
Начал, постанывая, шевелиться дух. Сел, держась за голову, и уставился на нас. Парни тут же поставили его на ноги, руки стянули сзади профессиональной удавкой, в рот кляп из его же чалмы, и пинками погнали в наш «штаб». «Штабом» мы назначили найденный неглубокий, но в полный рост грот в скале. От дороги его прикрывал огромный валун, а от глаз сверху – очень удачно уложенная на кусты маскировочная сеть. Выставили три дозора. Выше всех Боцман загнал товарища Саркисяна. Он был глубоко убеждён и, это не раз подтверждалось, что у кавказского человека – Араратика – глаз, как у орла, поэтому и «гнездо» у него должно быть выше других.
– Мищь не проскочит! – говорил Араратик, многозначительно поднимая вверх указательный палец.
– Платон, а кто второго духа снял? Пусть ко мне подойдёт, – попросил я старшину. Ситуация там была непростая, я уже был готов давать команду на выстрел снайперу.
– Есть у нас любитель ножечками покидаться. Прислать? – поинтересовался Платон.
Духа мы решили немного «помариновать». Впереди ещё целый день, пусть подумает «над своим поведением». А пока… пока пацаны капали пленнику на нервы. Кто с гнусной улыбкой точил у него перед носом нож, пробуя его остроту на халате бедолаги. Злой же демонстративно вытащил у гранаты чеку и сунул её за голенище сапога пленника. Дух покраснел лицом, а в «штабе» резко запахло «импортной» мочой. А парни, наконец, поняли, зачем ефрейтор таскал с собой учебный муляж РГД-5. Боцман же, вообще, берега потерял. Он сел напротив душмана с верёвкой в руках и начал демонстрировать ему своё умение вязать удавки, примеряя их на нём же. Дух потел, бешено вращал белками глаз и грыз кляп, пытаясь что-то сказать. Кляп не вынимали, давали возможность созреть, вспомнить и придумать как выжить.
– Товарищ майор, по вашему приказанию.. – негромко произнёс подошедший боец. Передо мной стоял мой недавний знакомый, ефрейтор Еремеев.
– Отлично отработал, военный! Ситуация действительно стрёмная была, – одобрительно хлопнув парня по плечу, похвалил я.
– Вы не сомневайтесь, товарищ командир, дух – труп. Нож по рукоять между лопаток вошёл… Вот только клинок жалко. Трофейный. Дамасская сталь, – с сожалением сказал Еремеев, снимая с ремня пустые ножны.
Я, не раздумывая, достал из кармана своего ранца нож в кожаных ножнах, с красивой наборной рукоятью и протянул его бойцу.