Расскажи мне три истории
Шрифт:
– Это точно он, – поддерживает Дри, – И я впечатлена, что ты сделала первый шаг. Ты такая дерзкая.
Дри на нас даже не смотрит. Она любуется Лиамом, который сидит в противоположном конце кафетерия, и поблизости не видно Джем.
– Думаете, они расстались?
– Без понятия, – отвечаю я, пожимая плечами. – Меня это не волнует.
– Ты на самом деле смогла разрушить Джемиаму.
– Джемиаму?
– Джем и Лиам. Джемиама.
Я закатываю глаза.
– Мне бы хотелось обсудить Джессилебу. Кажется, если бы у него умерла сестра, я б об этом услышала, – говорит Агнес, от чего живот сводит судорогой.
– Ты говорила,
– Да, слышала, у нее хрупкое здоровье и как-то были серьезные проблемы с приемом пищи, поэтому, кто знает. Но я думала, что родители отправили ее в какую-то психиатрическую клинику на Восточном побережье, а не то, что она покончила с собой или типа того, – говорит Агнес таким обыденным тоном, будто мы рассуждаем о герое книги, а не о чьей-то жизни. Не о реальном человеке в реальном мире, живом или мертвом. Меня поражает то, насколько мы черствые, с какой легкостью мы умаляем чужие проблемы. Хрупкое здоровье. Серьезные проблемы с приемом пищи. Как легко мы рассуждаем об этом.
Лучше бы я никогда не упоминала его сестру. Теперь я чувствую себя так, будто предала Калеба, выдала тайны, которые не имела права выдавать. Хорошо, что я ничего не упоминала про его маму.
– А может он говорил об этом метафорически? Возможно, он чувствовал, будто его сестра умерла, – предполагает Дри, но я качаю головой. Калеб не выражался расплывчато. – Или, может, он сказал это просто для того, чтобы найти к тебе подход, ну, понимаешь, из-за твоей мамы?
Я беру фри у Агнес, медленно и осторожно пережевываю. Спрошу у Калеба позже, если хватит смелости. Раньше я никому и никогда не желала смерти, но это совсем не круто, если он так поступает. Нет, Калеб потерял кого-то близкого. Мы избранная команда, клуб мертвых членов семьи, и думаю, могу сказать, для кого это все по-настоящему. Он считает дни с того дня, также как и я.
Никто не смог бы выдумать подсчет дней.
На английском Джем занимает свое место, игнорируя меня. Я вижу лишь ее прямую спину, раскачивающийся конский хвост, выдающий ее недовольство, и половину изогнутой брови. Ее красота настолько классическая, такая правильная, что практически невозможно оторвать взгляд. Ненавижу себя за это, но я хотела бы выглядеть, как она, очаровывать, даже не раскрывая рта. Иметь такую же фигуру, сложенную из стройных, пропорциональных частей, словно выдуманную и сотканную из фантазий каждого мужчины.
Интересно, также ли на нее пялится Итан. Также ли не может себя преодолеть.
Думает ли Итан по ночам о Джем, так же как я думаю о нем.
Стараюсь этого не делать. Не думать о нем. Пытаюсь обмануть себя, представляя Калеба, когда всплывает лицо Итана, но это не работает. Я могу каждый вечер переписываться в мессенджере с Калебом, но все мои сны об Итане. В них он бодрый, его руки жаждущие, а глаза устремлены на меня. В них я не боюсь секса, близости, и вообще ничего. В них я не ощущаю себя уродливой и не сравниваю свою фигуру с фигурой Джем. В них я чувствую себя красивой, сильной и смелой.
Но вот утром я просыпаюсь с
– Мисс Холмс? – спрашивает миссис Поллак, и мне интересно, как долго она уже зовет меня.
– Эм, да?
– Не хотите ли вы ответить на вопрос?
Внезапно я вспоминаю, что она опрашивала всех по журналу. И это послужило достаточным предупреждением, я же знала, что была следующей, но затерялась в мыслях. Я поднимаю взгляд на миссис Поллак: она привлекательна, наверное, выглядела как Джем в старших классах. Может быть, у нее никогда и прыщика не было.
– Извините, я… – Весь класс смотрит на меня, Джем с Кристал хихикают дуэтом, а мое лицо опаляет жаром. Капля пота вот-вот сползет по виску. Я смахиваю ее, пытаясь успокоить свое грохочущее сердце. В Чикаго английский был моим сильным предметом. – На самом деле, я не очень внимательно…
– Сцена Раскольникова с матерью и сестрой у них дома. Как он может вести себя так, будто ничего не произошла, когда внутри он сходит с ума, – вступает Итан, и хотя я без понятия, о чем он говорит, его комментарий удовлетворяет миссис Поллак, которая возвращается к доске, чтобы написать что-то на ней.
– Совершенно верно, – говорит она, напоследок бросая на меня взгляд, который застает меня врасплох. Потому что он не злой. И даже не жалостливый. В нем что-то совсем другое. Эмпатия.
– Спасибо, – говорю я Итану после урока, когда мы оказываемся в безопасности коридора. – Ты меня выручил.
– Пожалуйста, Клубнительная.
– Надеюсь, я не испорчу твою оценку в нашем проекте. – Я роюсь в сумке, которая слишком сильно давит на плечо. – Учитывая тот факт, что я заставила тебя со мной работать.
– Я не переживаю. – Итан улыбается, и я заставляю себя встретиться с ним взглядом, окунуться в голубой цвет. Нет, не серийный убийца, как сначала мне показалось. Тут что-то более сложное. Похоже на затаенную боль. В голове звучит предупреждение Тео, и я проверяю его зрачки, но, на мой взгляд, они нормального размера.
– Хорошо, – отвечаю я. Не остроумно. Не кокетливо. Вообще без подтекста. Возможно, через час мне придёт в голову ответ получше. Что-то смешное и легкое, чтобы поставить заключительную точку.
Сейчас же – ничего.
Итан почесывает затылок, будто пытается разбудить волосы. И снова улыбается.
– Хорошей тебе поездки завтра.
– Спасибо.
– Не забывай про нас, – и прежде чем у меня зреет вопрос – Что он подразумевал под «нас»? Вуд-Вэлли? ЛА? Его и меня? – Итан уходит через главный вход и уже на полпути к своей машине.
Я жду Калеба неподалеку от школьного входа, тусуясь у лестницы. Он сказал, нам нужно встретиться в три, а уже 3:15, и я пытаюсь не нервничать из-за того, что его не видно. Я сверлю взглядом экран телефона, делая вид, будто глубоко задумалась, как если бы моя жизнь зависит от сообщения, которое я набираю. Хотя на самом деле я никому не пишу, потому что человек, с которым я периодически переписываюсь, это Калеб. Поэтому я просто вожу пальцами снова и снова: «Пожалуйста, не динамь меня. Пожалуйста, не динамь меня. Пожалуйста, не динамь меня». Вот мне любопытно, сколько еще я могу прождать до того, как на меня снизойдет, что я идиотка.