Рассказы и повести
Шрифт:
– Почему?
– не понял Один.
– Потому что сегодня утром твоя жена ушла от тебя ко мне. Теперь она моя жена.
По Лебяжьей канавке плавали чайки. Они были крупные, как утки, и не белые, а рябые. Один никогда не видел прежде таких чаек, - должно быть, они перелетели с Финского залива на Неву, а с Невы перебрались на Лебяжью канавку.
Один смотрел на чаек и приспосабливал новую информацию к своей нервной системе.
– А почему я об этом ничего не знал?
– спросил он после молчания.
–
– А почему ты сразу не сказал?
– Я хотел, но ты все время сам говорил. Мне некуда было слово вставить.
– Хорош друг, - брезгливо сказал Один.
– А я тебе верил.
– Я перед тобой безупречен, - заявил Другой.
– Я давно любил Ирку, но моя любовь ни в чем не выражалась. Она даже не подозревала, что я ее люблю.
– А что ты в ней нашел?
– заинтересовался Один.
– Она очень красивая.
– Кто? Ирка?
– У нее на лице выражение наивной доверчивости, и она постоянно задает глупые вопросы.
– Да?
– раздумчиво спросил Один, как бы припоминая свою жену.
– Ты не ошибаешься?
– Нет. Я почти убежден.
– Странно... А почему она ушла? Что она говорит?
– То же, что и ты.
– Ну, все-таки...
– выпытывал Один.
– Она говорит, что хочет быть женщиной, а вынуждена быть мужиком. У нее свободное расписание. Ты ей ничего не запрещаешь. И эта свобода уже не свобода, а одиночество. И когда она думает, что надо так жить еще двадцать - тридцать лет, то она падает духом, и ей хочется лечь и заснуть на этот период летаргическим сном.
– Какая низость!
– Что именно?
– Говорить так о собственном муже.
– Она же не всем это говорит. Только мне.
С Лебяжьей канавки был виден Инженерный замок, в котором когда-то убили Павла Первого. Сбоку раскинулся Летний сад со статуями. Громыхал пузатый трамвай, который за глаза зовут "американка".
И казалось, что и трамвай, и сад, и замок были глубоко равнодушны к индивидуальной судьбе отдельного человека и имели выражение: ну и что?
Тебе плохо. Ну и что?
– Пойдем!
– сказал Один, и друзья-соперники зашагали широким шагом в сторону реки Фонтанки, которая во времени Петра звалась "Безымянный Ерик".
Ирка сидела в кресле, закутав ноги в плед, и читала книгу Андре Моруа "Литературные портреты".
Когда вошли Один и Другой, она положила в книгу закладочку, чтобы потом легче найти нужную страницу.
– Ты что расселась, как у себя дома?
– недовольно спросил Один.
– А я у себя дома, - сказала Ирка.
– Теперь это мой дом. Другой - мой муж. А ты - наш друг.
– Я прошу тебя объяснить свое поведение!
– потребовал Один.
– Разве Другой тебе ничего не сказал?
– Другой - посторонний человек. Мне не о чем
– Если коротко, то я люблю Другого, - сказала Ирка.
– В этом все дело.
– Глупости!
– сказал Один.
– Ты не любишь Другого. Ты в него влюблена, а любишь ты меня.
– Я тебя ненавижу!
– призналась Ирка.
– Ты мне надоел до ноздрей.
– Да, ты меня ненавидишь, - согласился Один.
– Но ты все равно меня любишь. Мы прожили с тобой двенадцать лет, от молодости до зрелости. У нас с тобой общий ребенок, общее имущество и общая испорченная жизнь. Мы с тобой глубокие родственники, а родственников не бросают и не меняют.
– Все равно я люблю Другого, - упрямо сказала Ирка.
– Это не серьезно! Любовь - это любовь. А жизнь - это жизнь. И не надо смешивать.
– Не слушай его, Ирка, - сказал Другой.
– Любовь - это и есть жизнь, а жизнь - любовь. Тут как раз все надо смешивать.
– А двенадцать лет?
– спросил Один.
– А нашу общую испорченную жизнь стряхнуть, как сопли с пальцев?
– Как ты говоришь?
– упрекнула Ирка.
– А как ты поступаешь? Сейчас же собирайся и пойдем домой.
– А что мы будем делать дома?
– То же, что всегда. Я смотреть по телевизору хоккей, а ты трепаться с подругами по телефону.
– Ты будешь смотреть хоккей и трясти на ноге тапок?
– Скорее всего.
– Боже, какая тоска...
– Ты замечаешь, как ты дышишь?
– спросил Один.
– Нет. А что?
– Вот так и семейная жизнь. Она должна быть обычной и незаметной, как дыхание. Тогда она высвобождает в человеке творческие силы. На страстях живут одни бездельники.
– Не соглашайся, Ирка, - попросил Другой.
– Мы с тобой сейчас пойдем на Неву и покатаемся на пароходике.
– Если ты будешь совращать мою жену, я тебя ударю, - предупредил Один.
– А я тебе отвечу, - предупредил Другой.
– Мальчики, если вы раздеретесь, я буду вынуждена принять сторону моего первого мужа.
– Почему?
– обиделся Другой.
– Потому что он голодный.
– Ну и что, я тоже ничего не ел с утра.
– Но с ним я прожила двенадцать лет, а с тобой три с половиной часа.
– Пойдем!
– потребовал Один.
– Я не могу больше ждать. Через двадцать минут матч "Спартак" - ЦСКА.
– О боже!
– вздохнула Ирка и с неохотой вылезла из-под пледа.
– Ногу отсидела, - сказала она и, прихрамывая, пошла в прихожую.
Один и Другой двинулись следом.
Ирка надела плащ, покрыла голову платочком. Она перекрестила кончики платка, стала завязывать их на шее сзади. Кончики были скользкие и короткие. Ирка запутала свои легкие пальцы и, было похоже, сейчас завяжет их на два узелка.