Рассказы и повести

Токарева Виктория

– Почему дура?
– спросил он.

– Потому что Виталька Резников это гарантное несчастье, - категорически объявила Лариска и пошла на другой этаж.

– Гарантное - это гарантированное?
– уточнил Дюк.

– Да ну тебя, ты еще маленький, - обидно отмахнулась Лариска с верхнего этажа.

И вот гарантное несчастье Маши стояло перед Дюком в образе Витальки Резникова и спрашивало:

– Ты, говорят, талисман?

Дюк во все глаза глядел на Витальку, пытаясь рассмотреть, в чем его опасность.

Витальку

любили учителя - за то, что он легко и блестяще учился. Ему это было не сложно. У него так были устроены мозги.

Витальку любили оба родителя, две бабушки, прабабушка и два дедушки. К тому же за его спиной стоял мощный папаша, который проторил ему прямую дорогу в жизни, выкорчевывал из нее все пни, сровнял ухабы и покрыл асфальтом. Осталось только пойти по ней вперед - солнцу и ветру навстречу.

Витальку любили девчонки - за то, что он был красив и благороден, как принц крови. И знал об этом. Почему бы ему об этом не знать?

Его любили все. И он был открыт для любви и счастья, как веселый здоровый щенок. Но в его организме не было того химического элемента, который в фотографии называется "закрепитель". Виталька не закреплял свои чувства, а переходил от одной привязанности к другой. Потому, наверное, что у него был большой выбор. На его жизненном столе, как в китайском ресторане, стояло столько блюд, что смешно было наесться чем-то одним и не попробовать другого.

Дюку было легче: его не любили ни учителя, ни девочки. Одна только мама. Зато он любил - преданно и постоянно. У него была потребность в любви и постоянстве.

– Предположим, я талисман, - ответил Дюк.
– А что ты хочешь?

– Я хочу позвать Машу Архангельскую на каток.

– Так позови.

– Я боюсь, что она откажется.

– Ну и что с тобой случится?

– Да ничего не случится. Просто она меня ненавидит, - расстроенно сообщил Виталька.
– Что я ей сделал?

Дюк не сомневался в результате, поскольку результат был подготовлен самой жизнью и не требовал ни риска, ни труда.

– Ну, пойдем, - согласился Дюк, и они пошли к десятому "А" в конец коридора.

Обидно было упустить такую возможность - возможность утвердиться и подтвердиться в глазах старшеклассника, и не какого-нибудь, а Витальки Резникова, имевшего изысканно-подмоченную репутацию. Получалось: Дюк как бы примыкал к этой репутации становился более взрослым, более потертым, как джинсы.

Из десятого "А" навстречу им вышла Маша Архангельская.

На ней была не школьная форма, а красивое фирменное рыжее платье, она походила в нем на язычок пламени, устремленный вверх. Дюк обжегся об ее лицо.

Виталька схватил Дюка за руку, как бы зажимая в руке талисман. Подошел к Маше.

Она остановилась с прямой спиной и смотрела на Витальку строго, почти сурово, как завуч на трудновоспитуемого подростка.

– Пойдем

завтра на каток, - волнуясь, выговорил Виталька.

– Сегодня, - исправила Маша.
– В восемь.

И пошла дальше по коридору с прямой спиной и непроницаемым ликом.

Виталька отпустил Дюка и посмотрел с ошарашенным видом - сначала ей вслед, потом на Дюка.

– Пойдем, что ли?
– очнулся он.

– Сегодня. В восемь, - подтвердил Дюк.

– А где мы встречаемся?

– Позвонишь. Выяснишь, - руководил Дюк.

– Ни фига себе...
– Виталька покрутил головой, приходя в себя, то есть возвращаясь в свою высокую сущность.

– А как это тебе удалось?

– Я - экстрасенс, - скромно объяснил Дюк.

– Кто?

– Экстра - над. Сене - чувство. Я - сверхчувствительный.

– Значит, водка-экстра, сверхводка, - догадался Виталька. И это был единственный вывод, который он для себя сделал. Потом спохватился и спросил: - А может, ты в институт со мной пойдешь сдавать?

– А полы тебе помыть не надо?
– обиделся Дюк.

– Полы?
– удивился Виталька.
– Нет. Полы у нас бабушка моет.

Зазвенел звонок.

Дюк и Виталька разошлись по классам. Каждый - со своим. Виталька - с Машей. Дюк - с утратой Маши.

Правда, ее у него никогда и не было. Но были сны. Мечты.

А теперь он потерял на это право. Право на мечту, и все из-за того, чтобы сорвать даровые аплодисменты, утвердиться в равнодушных Виталькиных глазах. Но Витальку ничем не поразишь. Для него важно только то, что имеет к нему самое непосредственное отношение. Если "экстра" - то водка или печенье, потому что это он ест или пьет.

Шла география.

Учитель по географии Лев Семенович рассказывал о климатических условиях. Дюк слышал каждый день по программе "Время" под музыку Чайковского, где сейчас тепло, где холодно. В Тбилиси, например, тропические ливни. В Якутии - высокие деревья стонут от мороза.

Встать бы под дерево в своей стеклянной куртке. Или под тропический ливень - лицом к нему...

– Дюкин!
– окликнул Лев Семенович.

Дюк встал. Честно и печально посмотрел на учителя, прося глазами понять его, принять, как принимает приемник звуковую волну. Но Лев Семенович был настроен на другую волну. Не на Дюка.

– Потрудитесь выйти вон!
– попросил Лев Семенович.

– Почему?
– спросил Дюк.

– Вы мне мешаете своим видом.

Дюк вышел в коридор. На стене висели портреты космонавтов. Гербы союзных республик.

Дюк постоял какое-то время как истукан. Потом прислонился к стене и съехал, скользя спиной. Сел на корточки.

Из учительской с журналом в руке шла Маша Архангельская. Ее лицо светилось. Она двигалась как во сне - на два сантиметра от пола. Это счастье несло ее по воздуху.