Рассказы и повести

Токарева Виктория

– Я такой, - согласился Федя.
– А этот жлоб...

Собака... Собака, значит, - из стакана, а люди - прямо из бутылки. Не люблю я таких людей! Не уважаю!

– Я тоже, - легко согласился Никитин и выпил половину фужера.

– И начальник твой жлоб!
– разоблачил Федя.
– Всучил пиджак, а теперь всю жизнь попрекать будет.

– Ну что вы, он не будет...

– Глазами, - Федя слегка вытаращил свои глаза.
– Так и будет все время показывать: я тебе пиджак дал, я тебе пиджак дал... Вот я у Петровича трешку

взял, говорю: "С получки отдам". А он говорит: "Можешь не отдавать". Ну я и не отдал. Так он мне теперь глазами все время показывает, что я ему должен "спасибо" говорить.

Тьфу! Знал бы - отдал бы! Вот так и начальник твой.

– Он не такой, - заступился Никитин.

– Не та-акой...
– передразнил Федя.
– Что ж он тебе пиджак-то с пятном дал...

– Где пятно?
– Никитин стал себя оглядывать.

– А вот...

На локте действительно было совсем свежее, влажное пятно.

– А раньше не было, - удивился Никитин.
– Что же делать?

– Можно вывести, - успокоил Федя.
– Спиртным надо.

Федя взял салфетку, окунул сев фужер с портвейном и потер салфеткой рукав. Пятно из бледно-серого стало темно-коричневым.

– Вот! Высохнет, ни фига не будет заметно, - пообещал Федя.

– И здесь немножко, - Никитин показал пятнышко возле кармана.

Федя замыл и там.

– Я тебе друг?
– спросил Федя.

– Друг!
– Никитин убежденно кивнул головой.

– Так вот. Слушай меня. Отдай-ка ты ему этот пиджак. Пусть он им подавится.

– Правильно, - согласился Никитин.
– Надо сейчас же вернуть, а то вдруг запачкаю.

– Официант!
– Федя щелкнул пальцами в воздухе, как кубинец.
– Бутылку крепленого и банку килек! С собой!

Друзья подошли к подъезду.

Никитин еще раз при электрическом свете осмотрел пиджак. На нем горели размытые, почти черные пятна, похожие очертаниями на контуры Каспийского моря.

– Все равно видно, - огорчился Никитин.

– Не высохло еще, - успокоил Федя.
– Высохнет, ни фига не будет заметно.

– Знаете что, Федя, а может быть, вы отнесете?
– попросил Никитин. А то мне как-то... Вы скажите, что я заболел. А это обязательно высохнет. И поблагодарите. А?
– Лицо Никитина приняло мучительное выражение.

– Давай, - легко согласился Федя.
– А куда нести?

– Третий этаж, возле лифта. Справа.

Федя взял пиджак и пошел в подъезд.

Лифт не работал, и Федя отправился пешком. Он шел и считал лестничные пролеты за этажи. Третьим этажом у него оказался второй.

Федя позвонил в дверь возле лифта. Открыла бабушка в платочке, маленькая и уютная, похожая на лесного человечка.

– Академик дома?
– спросил Федя.

– Какой академик?
– не поняла бабушка.

– Ну, мужик твой.

– Нету.

– На. Держи.
– Федя протянул пиджак.
– Женька прислал.

– Ча во это?

– "Чаво", - передразнил Федя.
–

Слепая, что ли? Пинжак. Высохнет, ни фига не будет заметно. Премного благодарны.
– Федя сунул ей в руки пиджак.
– А Женька гриппом заболел. На больничном сидит. Так что спасибо...

Никитин стоял на том же самом месте, где он только что расстался с Федей, и смотрел на Наташино окно. Окно светилось золотисто-оранжевым светом, как спелая виноградина на солнце, и казалось, что там течет совсем другая жизнь - чистая, невинная, исполненная высокого смысла. Никитин смотрел на окно и испытывал острое чувство - торжественное и щемящее одновременно. Он никогда прежде не знал в себе такого чувства. Правда, и таким пьяным он тоже никогда не был.

Появился Федя.

– Все!
– с удовлетворением сказал он.
– Отдал!

– А он чего?

– А его нету. Я его бабе отдал. Ну и дуру же он себе нашел! А где бутылка? Выпил?

– Ну что вы! Вот она, - бутылка стояла на асфальте возле ног Никитина.
– А вон Наташа!

Никитин показал на окно. Федя из вежливости посмотрел по направлению пальца.

– Слушай, а может, Нюрку позовем?
– обрадовано предложил Федя.
– Посидим, попоем, твоя поиграет, а моя попоет.

– Давайте в следующий раз. А сейчас... вы понимаете...

Я с Наташей не совсем знаком и приведу с собой еще двух совершенно посторонних людей. Это неудобно...

– Можно и без Нюрки, - не обиделся Федя.

– Нет, Федя. Все равно неудобно, - мягко и настойчиво возразил Никитин.
– Большое вам спасибо за все. До свидания.

Никитин повернулся и пошел.

– Жень, постой!
– Федя подбежал к нему и стал на его пути.

Никитин остановился.

– Жень, я тебе друг?

– Друг.

– Так вот, слушай меня. Не ходи. Она тебя обженит. Вот зуб даю - обженит.

– И очень хорошо.

– Женя!
– Федя приложил руку к сердцу.
– Я старше тебя, у меня опыт... Я уже про эту бабу все понял. Я тебе все про твою жизнь могу рассказать; ты с работы вернешься, устал как черт, так она тебя домой не пустит. Приведешь товарища, сядешь поговорить, так она нос воротит! Детей от тебя будет прятать, будто ты Гитлер... А еще я тебе скажу: она на тебя в прокуратуру на принудлечение подаст. Не ходи, Женя! Мой тебе совет - не ходи!

– Она не такая, - возразил Никитин.
– Она нам обрадуется. Мы сейчас придем и скажем: "Здравствуйте, нам без вас одиноко". Она скажет: "А мне без вас". Мы скажем: "А мы вам духи принесли. Подарок из Франции".

– Фига мы ей принесем, - отредактировал Федя.
– Духи-то в пинжаке остались. Ты же их в пинжак засунул. На сей раз Федя звонил в квартиру Гусаковых, и на сей раз ему отворила Изабелла - в вельветовых брючках. Изабелла серьезно отличалась от бабушки в платочке, она текла в совершенно другом возрастном коридоре и совершенно другого хотела от жизни. Но Федя не заметил никакой разницы.