Рассказы и повести
Шрифт:
У меня пронеслось в голове: чепуха какая-то. Главное, как оказалась рядом со мной хозяйка?
Дальше все происходило как в кошмарном сне. Марина Петровна укуталась с головой в одеяло. Я лихорадочно одевался. Потом Митя вырвался из державших его рук и успел пару раз ударить в сердцах по завернутой в одеяло жене. Она взвизгивала.
– А еще прокурор, младший советник юстиции, в душу твою мать! – орал на меня Митя.– Людей небось за такое сажаешь в каталажку, а сам похабничаешь…
Язык у меня словно отнялся. Помню, хозяин
– Тут какое-то недоразумение,– сказал я, стараясь быть спокойным, хотя навряд ли это удавалось.
– Ничего, я с тобой поговорю иначе, в другом месте,– процедил хозяин дома.– Рук марать не буду, чтобы зацепиться тебе не за что было…– И, ткнув еще раз в одеяло, сказал: – А с тобой, сука, тоже посчитаюсь… Что рты разинули, кобели? Тикайте отсюда! – рявкнул он на остальных.
Они направились к двери.
– Товарищ Горелов! Михаил Иванович, Александр Федорович! Постойте, давайте разберемся…– пытался я остановить их.
– Сматывайте удочки! – гаркнул Митя.– Не то милицию позову.
– Марина Петровна…– все еще надеясь как-то прояснить обстановку, обратился я к ней. Но она и носа из-под одеяла не показала.
Стукнула входная дверь. Я надел пальто, шапку, взял чемоданчик.
– Мы еще посмотрим, не увели ли чего,– мрачно проговорил хозяин дома, глядя на меня. Карманы кожаной куртки бугрились от его кулаков.
Он с ненавистью захлопнул за мной дверь. Остервенело щелкнул замок.
Я посмотрел на часы. Без четверти семь.
Не чувствуя холода, я вышел из подъезда, совершенно обалдевший от только что пережитой сцены. Было еще совсем темно. Горели фонари. К остановкам троллейбуса и трамвая стекались люди. Торопливо, подняв воротники, зябко ежась.
Я двигался автоматически, словно в полусне, забыв надеть перчатки. Мне показалось, что в проходящем автобусе мелькнуло лицо Клокова. Прогремел трамвай, и я поспешил на остановку, надеясь застать там хотя бы Горелова или Ажнова. А потом подумал: зачем? Чего я хотел от них – утешений, заверений, что все случившееся – бред, кошмарное недоразумение? И с отвращением вдруг подумал, что не хочу их видеть. Вообще никого…
Я прошел, кажется, квартала полтора. Потом сел в трамвай. Доставая мелочь из кармана, почувствовал, что мои пальцы почти не шевелятся.
Стоял, стиснутый со всех сторон, на задней площадке, уткнувшись в стекло. Холодно сверкали убегающие назад рельсы, люди торопливо пересекали дорогу. Город спешил на работу.
Я отчетливо понял: произошла глупая, мерзкая история. И это не бред, не галлюцинация.
Неужели Марина Петровна приняла мою любезность и потуги на джентльменство за знак особого внимания к ней?
С досады чуть не чертыхнулся вслух.
Потом захолонуло в груди: Даша, дети… Дожил до седых волос, а от позора не уберегся. И их не уберег…
– Милок, конечная,– тронула меня за рукав какая-то старушка.
Я оглянулся.
– Где мы? – спросил я.
– На конечной.
– А остановка «Музей» далеко?
– В другом конце, считай… Обратно поедете?
– Поеду.
– Тогда садитесь, а то сейчас народу набьется.
Я устроился на сиденье. Трамвай описал дугу и заскрежетал тормозами на остановке. Вагон наполнился в мгновенье ока. Меня потихонечку приперли к стенке, и в таком зафиксированном состоянии я ехал почти весь путь.
Я продышал дырочку в заиндевелом окне. На улице разлилась рассветная синь. Можно было прочесть вывески над магазинами, рассмотреть человеческие лица. И эта реальность поставила меня в тупик: где умыться и побриться? где позавтракать? Что бы ни случилось, жизнь есть жизнь. Меня ожидают конференции, доклад, встречи с коллегами, начальством.
Прежде я должен привести себя в порядок, а потом действовать. Но что избрать – ожидание или попробовать упредить удар разгневанного мужа? Правда, был шанс, что история эта может так и заглохнуть. Не каждый захочет выставлять миру изнанку. Но рассчитывать на такой исход не приходится. Во-первых, я не желторотый птенец, который может надеяться на авось, а во-вторых, знать, что над тобой висит могущая обрушиться в любое время бадья с грязью… Невеселая перспектива… По-настоящему вины в своем поведении я не видел, хотя такому старому воробью, коим себя мню (как видно, преждевременно), попадаться на мякине не следует. И какая ситуация щекотливая… Прокурор в одной постели (буквально!) с посторонней женщиной! Я усмехнулся. Впервые за все утро во мне пробудился юмор. Мрачный юмор.
Нет, надо исповедоваться начальству. Непременно сегодня, непременно утром.
Вышел на остановке «Музей». Было без нескольких минут восемь. В гостиницу уже не успевал. И поэтому ноги сами повели меня в парикмахерскую, что расположена рядом с областной прокуратурой.
Усаживаясь в кресло перед зеркалом, я не обнаружил на лице явных следов «оргии». Правда, чуть более осунулся, синева под глазами. Но это не страшно.
Побрили меня быстро. И ощущение свежести, гладкости несколько улучшило самочувствие.
На завтрак времени уже не хватало. Я намеревался до конференции встретиться со Степаном Герасимовичем Зарубиным, прокурором области.
Рабочий день в прокуратуре официально начинался в девять. Но по случаю конференции прокурор мог заехать на службу раньше. Всегда есть бумаги и дела, которые не могут ждать весь день. Это я знал по себе.
Облпрокурора не было. И я зашел пока к прокурору следственного отдела Алексею Михайловичу Сергованцеву, тому, кто курировал наш район.
– Привет, дорогой Захар Петрович! – приветливо поднялся он.– С приездом!