Рассказы и повести
Шрифт:
Нет, чушь какая-то! Да, Белоус – привлекательная женщина, со вкусом и тактом, но я не припомню, чтобы у меня хоть на мгновенье появилось желание добиваться той близости, о которой говорилось в заявлении ее мужа.
Я ведь ничего не знаю о жизни этой женщины. Если посмотреть, кто она, а кто муж… Марина Петровна культурная, разносторонне развитая, любит музыку, поет, знает литературу. Он – человек явно малообразованный (что стоит одно его письмо в обком), может быть, груб и жесток с ней. Она еще молода, правда, не той первой молодостью, когда все
Все это, может быть, и так. Но в чем моя вина?
Я вдруг подумал, что Марина Петровна вообще могла разыграть сцену измены специально. Тогда с какой целью? Вспомнился один случай из моей практики, который едва не кончился трагически.
От некой гражданки ушел муж. И чтобы утвердить себя или же просто-напросто вернуть его, она пригласила в гости своего школьного товарища. Попросила, чтобы он сыграл роль влюбленного. Тот по старой дружбе согласился. В этот вечер под предлогом разговора о разводе был приглашен и муж-беглец. И тут в нем неожиданно проснулась ревность. Встреча кончилась тем, что доверчивый однокашник попал в больницу с тяжелым ранением, а бывший муж – на скамью подсудимых.
Представим себе, что у Марины Петровны такая же ситуация. И я был избран на роль возбудителя ревности и любви в гражданине Белоусе. Тогда я – жертва. И все это очень некрасиво.
Я поймал себя на том, что подхожу к случившемуся как юрист. А почему бы и нет? Ведь надо же разобраться. Мне предстоит защищать свою честь, свое достоинство, свое положение, и лучше уж быть готовым ко всему.
Раз так, рассмотрим еще одну версию. Допустим, Марина Петровна… перепутала комнату или постель. Ничего сверхневероятного в этом нет: она ведь тоже выпила. Сколько, я точно не помню. Это похоже на скабрезный водевильчик, но чего не бывает на свете…
Я чертыхнулся про себя: как все мелко, скандально. С какого боку ни копни – скользко… И надо же было случиться такому именно со мной. Ведь и никому из остальных мужиков не было бы так худо, как мне.
Беда в том, что я прокурор. Прокурор!
В голове путаница. А на душе так тяжело, что я даже не позвонил домой, жене, хотя делал это каждый раз, находясь в командировке.
И второй день конференции оказался для меня скомканным. Я был разбит физически: опять бессонная ночь, думы, думы… О Даше, о детях, о себе.
До начала конференции забежал в прокуратуру и занес Зарубину свое объяснение. Степан Герасимович быстро пробежал его глазами и вызвал своего помощника по кадрам Авдеева.
– К материалам Измайлова,– протянул он бумагу, над которой я трудился полночи.– Не тяните, Владимир Харитонович.
Авдеев, упорно избегая смотреть на меня, коротко ответил:
– Слушаюсь.– И, повернувшись, прошел к двери, на ходу бросив мне: – Как кончится, а я думаю, часикам к четырем вы закруглитесь, жду.
Он вышел.
– Мне можно идти, Степан Герасимович?
– Да. Проверкой
Я пошел на заседание.
Мои опасения, что уже просочились какие-нибудь слухи, не оправдались. Никто меня не расспрашивал, не смотрел подозрительно. Конференция закончилась в три часа, все разошлись. Одни стремились успеть еще сегодня побегать по магазинам, другие – поскорее добраться домой. Я попросил забронировать мне билет на сегодняшний поезд…
…Владимир Харитонович Авдеев был постарше меня. Начинал он тоже в районе, был следователем, потом прокурором следственного отдела в облпрокуратуре, а последние пять лет работал старшим помощником прокурора области по кадрам.
Обычно словоохотливый, на этот раз Авдеев вел себя довольно сухо. Я подробно рассказал ему, как все произошло.
Наверное, мне придется рассказывать об этом еще не раз. И я про себя горько усмехнулся: приходится привыкать к новой роли.
Владимир Харитонович задал несколько вопросов. Довольно щекотливых и поэтому не очень приятных для меня.
– Вы много выпили?
– Скажу точно. Стакан шампанского в вагоне и стопку домашней наливки в гостях у Белоус. Причем все это происходило в течение довольно длительного времени…
– В общем, не много для мужчины.– Авдеев подумал.– И вы говорите, что вас разморило, потянуло спать?
– Перед этим я не спал всю ночь,– сказал я.
Все походило на допрос. И меня это задевало. Авдеев спокойно продолжал:
– Вы не знали Белоус до этого?
– Нет.– И тут не удержался: – Владимир Харитонович, я же все изложил подробно. Мне кажется, на языке у вас вертится вопрос: скажи, мол, Измайлов, что было у тебя с этой гражданкой на самом деле? Верно?
– Нет,– ответил Авдеев.– Зачем вы так, Захар Петрович?– покачал он головой.
– А я бы задал такой вопрос.
Он устало вздохнул. Я пожалел, что стал кипятиться. И уже миролюбиво спросил:
– Когда Зарубину передали заявление Белоуса?
– Вызвали в обком с конференции. Завотделом административных органов…
Я вспомнил, что областного прокурора не было в зале во время моего выступления. Значит, тогда… Ничего не скажешь, оперативно действовал Белоус. По горячим следам.
Авдеев неожиданно перешел на другое:
– Когда думаете ехать домой?
– Сегодня.
– Что ж, не буду задерживать. Кстати, скоро, наверное, дадим вам второго помощника.
…В поезде я думал о словах Авдеева насчет помощника. Сдается, что мне не очень верили. И срочно готовили замену.
Поезд пришел в Зорянск точно по расписанию, в половине двенадцатого ночи. Сообщить я не успел: не знал, выеду ли в Зорянск сегодня, или меня попросят остаться.
Домой пришлось добираться на городском транспорте. Идя от остановки автобуса по тихой улице после шумного областного центра, такой до боли знакомой и своей, где знаешь каждый камешек, каждую выбоину в тротуаре, я вдруг ощутил тоску. Думал: свое, родное, успокоит, исцелит. Но все было не так.