Рассказы и повести
Шрифт:
Степная за время допроса впервые разволновалась. Смуглая кожа на лице стала отсвечивать густым румянцем.
– Почему вы решили идти именно в МУР?– спросил следователь.
– Неужто вы думаете, что я в кино не хожу?-несколько даже обиделась Степная.– Во всех картинах говорится, что в Москве главная милиция – МУР. Знаменитая Петровка, тридцать восемь,– сказала она серьезно.– Я спросила у женщины в метро, как туда добраться. Она рассказала… Вышла я на станции «Горьковская»… В общем, язык до Киева доведет… Подошла я к проходной, а милиционер не пускает. Спрашивает: вас вызывали? Я говорю: нет,
– Наверняка? – чуть усмехнулся Оболенцев.
– Конечно! – энергично кивнула Степная.– Короче, тот нудный милиционер вывел меня из терпения. Ну я и выпалила: раз мои фотографии по всей Москве развесили, так я вот она, сама пришла! Он тут же куда-то позвонил. А с меня глаз не спускает… Прибежал другой милиционер, отвел меня к офицеру. Одна звездочка на погонах. Майор Леонов… Я назвала свою фамилию. Из Южноморска, говорю… Он очень серьезный стал. Спрашивает: значит, будем оформлять явку с повинной? А я и понятия не имею, о чем он толкует… Майор говорит: решила добровольно признаться в краже?… Я прямо подскочила на стуле: в какой-такой краже? Знать ничего не знаю! Ничего не крала! Никогда не крала! Ни у кого не крала!…
Степная все больше выходила из себя. Она стала выразительно жестикулировать, глаза засверкали. Платок упал на плечи, высвободив роскошные, тяжелые, черные, волнистые волосы.
– Вы не волнуйтесь, Земфира Николаевна,– мягко сказал Оболенцев.– Спокойнее, пожалуйста…
– Э-э! – резко взмахнула она рукой.– А вы сидели бы как… как памятник, если бы на вас такое наговорили? – Она вдруг неожиданно рассмеялась.– А майор спрашивает: куда я драгоценность дела? Отвечаю: в Краснодаре продала… Майор и вовсе сердитый стал. Говорит: уже даже продать успела, а сознаваться не хочешь… Тут позвонили ему по телефону. Он сказал мне: подумайте обо всем хорошенько. Вызвал молоденького милиционера, и тот меня в другую комнату отвел. Там какая-то пожилая женщина находилась…
– Сотрудница милиции? – спросил следователь.
Настроение у Степной менялось как-то мгновенно. Она вдруг сникла, плечи ее безвольно опустились, глаза потухли.
– Какая сотрудница,– устало сказала она, удивляясь недогадливости следователя.– Арестованная…
– Так и говорите, что вас отвели в камеру,– спокойно заметил Оболенцев.
– В камеру, в камеру,– согласно закивала Степная.– Та самая женщина спрашивает, за что меня арестовали? Я говорю: за то, что свое же кольцо продала… Она не верит. Темнишь, говорит, бабонька, за такие вещи не сажают…
– Погодите,– перебил ее следователь,– о каком кольце речь?
– Так я тоже сначала подумала, что вся заваруха из-за кольца. И когда снова пришла к майору, стала объяснять, что кольцо купил муж. Когда я Йошку родила… Стоит оно теперь рублей пятьсот, а я продала его в Краснодаре за триста… Деньги ведь кончились, а мне в Москву надо…
Появление какого-то кольца было неожиданностью. И для Оболенцева, и для меня. Что это – отвлекающий маневр? Хорошо продуманная версия?
Оболенцев, видимо, думал о том же, потому что настойчиво сказал:
– Пожалуйста, объясните все-таки, что это за кольцо?
– Потом объясню,– отмахнулась Степная.–
Она снова разволновалась. На сей раз не на шутку. Даже расплакалась. Оболенцев дал ей воды.
– Успокойтесь, Земфира Николаевна,– сказал я, когда она немного пришла в себя.– Давайте припомним некоторые события…
– Давайте,– кивнула Степная.– Мне скрывать нечего!
– Двадцать пятого мая, в позапрошлый четверг, вы были на Молодежном проспекте?– спросил я.
– Это когда холодина стояла?
– Да, было похолодание.
– Так я к Ванде поехала,– сказала Степная.– Подружка моя… Что в этом плохого?
– В котором часу это было? – продолжал я допрос.
– Днем.
– Точнее, пожалуйста,– попросил я.
– Могу сказать точно. Ванда просила прийти к пяти. Я пришла тютелька в тютельку.
– Фамилия вашей подруги Ванды? Адрес?
– Казначеева… Живет в шестнадцатиэтажке, в квартире номер сорок. На шестом этаже… Вернее, она снимает комнату…
Карцев тоже жил на шестом этаже. В сорок первой квартире.
– С какой целью вы шли к Казначеевой?– спросил я.
Степная смутилась. Я повторил вопрос.
– Понимаете, встретила ее накануне,– начала рассказывать она.– Похудела Ванда, вся какая-то издерганная… А всегда ведь веселая была, живая такая… Ну не удержалась я, спросила, что за кручина на сердце… Ванда призналась, что в последнее время прямо места себе не находит. Муж-то ее, Федор, работает механиком на сухогрузе. И все по заграницам плавает… Дошли до Ванды слухи, будто у него любовь с поварихой… Рассказывает и плачет. Умоляет: Земфира, ты все можешь по картам узнать. Изменяет Федор или нет… Ну как откажешь? Подруга ведь…
– Значит, просила погадать?– уточнил я.
– Ну да,– кивнула Степная и произнесла испуганно: – Только не подумайте, что за деньги! Честное слово, просто так, по-дружески…
– И вы согласились?
– Договорились на завтра. То есть на четверг, в пять вечера,– продолжала она уже спокойно.– Поднялась я на шестой этаж, звоню – никого…
– Вы были одна?
– Не одна, не одна! – поспешно сказала Степная.– Со мной Йошка увязался. Он может все подтвердить… И еще – грудная девочка на руках. Таня…
Я спросил, чья это была девочка. Степная рассказала нам то, что было уже известно следствию. Как соседка просила нянчить дочь, потому что ей надо было готовиться к выпускным экзаменам в техникуме.
– Так вот,– рассказывала дальше Степная,– позвонила я к Ванде, а ее нету. Что делать, не знаю. Думаю, может, она в рейс ушла?
– Кем работает Казначеева?
– Стюардессой. На теплоходе «Восток» – ответила Степная.– Но ведь Ванда говорила мне, что в рейс ей надо в пятницу, то есть на следующий день… Пока я раздумывала, Танька заплакала. Ну, значит, пеленку испачкала, менять надо. Ехать домой – девчонка обревется, жалко… Я позвонила к соседям… Одна старуха открыла, но не пустила. А в другой квартире открыл мужчина. Немолодой уже…