Рассказы и завязи

Грязев Александр Алексеевич

— Ну и каков финал? — смеясь, спросил Яша.

Я тоже не выдержал и расхохотался.

— А что финал, — вполне серьёзно ответил Саня. — Се-сестра за-забеременела, друг по-по постели се-сестры в больнице, а я вот за-заикаться стал.

— Хорошо врёшь, Саня. Я давно говорю, что в тебе пропадает артист разговорного жанра.

— А когда я тебе врал? — не заикаясь сказал Саня.

— Ладно, ладно. Скажи лучше: а себе там в санатории ты подругу не завёл? Сейчас ведь все просто. Познакомился и сразу в постель. Так?

— Да

все было, Яша. Там этого добра… — Саня махнул рукой. — И ты знаешь, чего я заметил?

— Ну?

— Сейчас постель даже не повод для знакомства.

— Ну, знамо дело, не наши времена. Вот, помню, когда я со своей благоверной гулял, то и мне однажды сладкого захотелось. Я где-то в уголке её и прижал. А она: ничего, говорит, у тебя не получиться, не лезь и даже не мысли. Вот, говорит, замуж возьмёшь, так хоть ложкой хлебай.

Яша опять расхохотался, а Саня вдруг засобирался от нашего стола.

— Пойду я, мужики. Спасибо за компанию. Мне ещё кое с кем поговорить надо.

— Давай, Саня, будь здоров, — подал Яша руку приятелю, а когда тот отошел, обернулся ко мне. — Хороший мужик, веселый. Только у него бывает недержание речи. Каждый день новая история. Где их только и берёт?… Ну, что, может быть еще по кружечке?

Я согласился, протянул Яше деньги, и он направился к стойке бара, а когда с полными кружками возвращался обратно, то у самого стола с ним едва не столкнулись два шустрых мальчугана, ворвавшиеся в бар и подбежавшие к витрине со сладостями.

— Эй, орлы!.. Чуть с ног не сбили… Игоряха?! — узнал Яша одного из мальчишек. — Ну-ка иди сюда…

— Чево? — спросил мальчик в кепке с длинным козырьком, надвинутым на левое ухо, и подошел к Яше.

— Это ты меня спрашиваешь? А я у тебя хотел узнать про то‚ что ты тут делаешь? Ты ведь в школе должен быть.

— А мы с Димкой с последних уроков сбежали.

— С каких?

— С литературы, да истории.

— Учебный год только начался, а вы уже с уроков бегаете. С уроков вообще уходить нельзя. Особенно с этих. Иначе митрофанушками вырастите.

— Какими?

— А это ты у своей учительницы по литературе спроси… Неучами, значит… Сей отрок — мой сосед Игоряха из нашего подъезда, — пояснил мне Яша и продолжил свой разговор. — Козырёк-то зачем на самое ухо повернул?

— Не знаю. Сейчас все так делают.

— Помню, в мои детские годы таких ребят с козырьком на одно ухо у нас в деревне дурачками звали.

— Сейчас время другое, — молвил Игоряха.

— Да-да…. дурацкое… Я слышал, что мамашу твою опять в школу вызывали.

— Ага, вызывали.

— А что случилось? Чего на этот раз отмочил?

— Да я по физике отвечал…

— Ну?

— Ну, училка меня и спросила: как по-другому можно назвать ёмкость для воды?

— А ты?

— Я говорю — презервуар.

— А она?

— Она говорит, что не «пре», а «ре»…

— А

ты?

— А я говорю: ну тогда резерватив… Она меня из класса и выгнала.

— Правильно сделала. И кто тебя так отвечать научил?

— Папка.

— Где он сейчас?

— Наверно пьяный дома лежит.

— А чего он не работает?

— Говорит, что у них завод остановился. Работы нет.

— А вы куда направляетесь?

— Мы жвачки купим и пойдем к Димке мультики по телевизору смотреть.

— Хорошие или американские?

— Не знаю. Какие покажут, такие и будем.

— Ладно, бегите. А жвачки тут не берите. Вот вам лучше по конфете. — Яша полез в широкий карман своей летней куртки. — Где-то были… У дядюшки Якова много товару всякого — каждого жита по лопате… Ага, вот, нашел. Держите, да сюда больше не ходите.

Яша подал конфеты-карамельки ребятам, и они побежали из бара.

— Тупой мальчик, но академиком будет, — сказал Яша, глядя на убегающего юного соседа.

— Академиком? — настала очередь удивиться и мне словам собеседника. — И какой же академии?

— Так ведь их много сейчас развелось. Ну, например, одна из самых смешных — академия телевидения. Там очень много тупоголовых.

— Не скажи, — возразил я. — Там умно научились оболванивать людей разными шоу, пошлой эстрадой и враньём.

— Что и говорить, вранья там предостаточно. Но в этом-то и есть их тупоголовость. Ведь за все свое враньё им когда-то придется отвечать. Тем более, что они ведают, что творят. А входят в каждый дом. Поэтому…

Договорить Яше не удалось: у нашего стола, как из-под земли явился еще один посетитель бара. Он был заметно навеселе, да к тому же еще и пел:

— Я был в прошедшую войну убит прямой наводкой. С тех пор всё время от меня немножко пахнет водкой, — закончил куплет своей песни мужик и протянул руку Яше. — Здорово, Яша! Давай поговорим! Можно?

— Нет, Юра, сейчас не могу, — пожал Яша протянутую руку и кивнул в мою сторону. — Видишь, уже разговариваем.

— Молчу, характер мягкий, — кивнул Юра.

— Ты извини, Юрок. В другой раз поговорим. Лады?

— Понял, Яша, понял… Я ведь не дурак — у меня справка есть… Ухожу, ухожу, ухожу.

Небритое, с опухшими подглазьями лицо мужика не выражало никакой обиды, и он, напевая, направился к другому столу.

— Жалко мужика, — вздохнул Яша. — А я ведь ещё деда его помню. Фронтовика, танкиста… Мы жили рядом. Тот, бывало, когда выпьет, тоже запоёт свою любимую: «Я из боя вышел, командир пропел: почему ты, Ваня в танке не сгорел? Очень извиняюсь, я им говорю, в следующей атаке обязательно сгорю»… Споёт и заплачет… Сын его, Юркин отец, в Венгрии в пятьдесят шестом лиха хватил, сам Юрка в Афгане чуть не сгинул, а сын его из Чечни пришел без ног… Теперь Юрка и поёт свою песню. Такая вот преемственность поколений. Жуть!