Рассказы и завязи
Шрифт:
— Лекарства я тебе привез, — спохватился Александр Иваныч.
Он распахнул большую сумку, достал оттуда коробочки с лекарством и нехитрые гостинцы.
— Спасибо, сынок. Еда у меня есть, а за лекарство спасибо. А то в нашем медпункте только добрым словом и лечат. Лекарства надо с собой приносить.
— Ну и как же вы тут живете?
— Да как, сынок… Вымираем потихоньку. Пока вот тебя лето не было, так четверо убрались: Николай Иваныч с нашего порядка, Глафира, Манефа да Анна Сергеевна. Кто от старости, а кто от болезней. Да и как не умирать-то,
Александру Иванычу все это было известно. Таких же случаев и даже пострашнее он и сам знал великое множество по всей области. Радио в здешних деревнях давно уже было отключено, газет никто не выписывал, хлеб привозила из райцентра автолавка, клуб в селе был закрыт, библиотека не работала. В такой разрухе деревня не жила даже после войны, когда полстраны лежало в развалинах…
— У тебя телевизор-то все не работает? Давай свезу в мастерскую, — сказал Александр Иваныч.
— А зачем он мне? Только глаза от него слезятся. Вот радио отключили, так жалко. Все как-то чувствуешь, что не одна в доме, да и последние известия на дню не один раз услышишь.
— Вот картошку копать приедем, и я привезу тебе приемник, — пообещал Александр Иваныч. — А на зиму я тебя увезу к нам. Хорошо?
— Не знаю, сын, не знаю. Теперь ведь у нас в селе в церкви служба идет. Пока отец Лаврентий по воскресеньям да по праздникам служит, а потом и совсем сюда переедет. Теперь-то у нас и на душе светло.
— А как тетя Надя живет? Не болеет?
— Пока слава Богу. Ей что, рядом сын Анатолий. Все не одна.
— Толя-то не на пенсии еще?
— Собирается, ждет… Да вон он и сам… Легок на помине.
Александр Иваныч глянул в окно и увидел идущего по пешеходным лавам через реку к их дому двоюродного брата Анатолия, а скоро он и сам показался в дверях избы.
— Здорово, хозяева, — проговорил Анатолий, переступая через порог.
Александр Иваныч встал ему навстречу и они обнялись.
— Я давно к тетушке собирался, а сейчас сказали, что ты приехал, — говорил Анатолий, не ожидая вопросов. — Тонька Иванова с питерского поезда вместе с тобой в автобусе ехала. Ну, я и потопал.
— Вот и хорошо, что пришел. Раздевайся, сейчас обедать будем, — сказал Сушилов.
— Ой, — поднялась мать, — а что это я и вправду тебя разговорами-то кормлю. Ведь у меня и щи, и картошка в печке. Сейчас чайник поставлю.
Скоро на столе парила картошка и простая деревенская закуска, а посреди всего стояла бутылка водки со странным названием «Господа офицеры», которую Александр Иваныч прихватил из города.
— А ты все еще работаешь? — спросил Сушилов Анатолия.
— А зачем? Работы нет, а кто работает, тот второй год живых денег не получает. Так зачем на работу ходить, если денег за нее не дают? Вот я и не хожу. Мне до пенсии три месяца осталось. Как-нибудь
— А что с колхозом бывшим?
— Все давно развалилось, Саня. Вот говорят, что раньше, мол, было колхозное рабство, а нынче демократы создали новую общность людей.
— Какую же?
— Свободные рабы. Те, кто гуляет без работы, и те, кто работает, а денег не получает.
— Неужели так все развалилось? Ведь крепкое хозяйство было.
— Еще этой весной кое-какая надежда была, а теперь… Никому ничего не надо. На ферме почти всех коров прирезали на мясо. Отсеялись весной хорошо, а убирать некому и нечем. Сто гектаров ржи, овса, да около того ячменя и рапса еще не убрано. Все, как в прошлом году, под снег уйдет… Вот такие дела.
— А что же ваше начальство?
— А что начальство? Оно в городе живет. Уж третий председатель себе дачу кирпичную строит.
— А вы? Вы-то чего молчите?
— А что тут сделаешь?
— Вот ты говоришь: никому ничего не надо. Но вам-то, сельским жителям, нужна достойная жизнь?
— Ясно, что нужна.
— Так зачем же выбираете таких председателей, которые разваливают хозяйство? Ведь их никто не назначает. Не молчать надо, а выступать.
— Эх, Саня, — вздохнул Анатолий и глянул на брата, как на малыша. — Кому выступать-то… В хозяйстве одни старухи, молодежь вся ушла работать, где деньги платят, или вон в палатках торговать. А те, кто остался… Говорю тебе — свободные рабы.
После разговора с Анатолием на душе у Александра Иваныча было горько и тревожно. Погостив у матери еще два дня, Сушилов поехал в райцентр…
Там Александр Иваныч прямиком направился к своему давнему приятелю, редактору районки Сереже Покатилову. Так делал он всегда, ибо знал, что вся нужная ему информация находилась в газете.
Напитавшись ею, можно было идти и к районному начальству…
Покатилов сидел за столом и Сушилов сразу же, как только вошел в его кабинет, почувствовал, что тот сильно чем-то озабочен.
Сергей не выбежал из-за стола, как бывало раньше, и не распростер руки для объятий.
— О чем задумался, детина? — спросил Александр Иваныч, здороваясь с Сергеем.
— Задумаешься, Саня, — мрачно произнес Покатилов. — Выпуск газеты остановлен, понимаешь! Впервые за шестьдесят лет существования. Уже неделю стоим.
— Что так?
— Типография отказалась печатать газету. Мы им должны на сегодня уже больше миллиона. И там людям нечем платить зарплату. Короче говоря — приехали…
…Конечно, Сушилов знал, что трудности в районных газетах начались не сегодня и не вчера, а гораздо раньше. И не один Покатилов со своим «Восходом» нынче сел на мель. Сперва в газете не стали платить авторский гонорар, да и авторы перестали писать — на конверты не было денег. У редакции тоже. Потом сократили число выпусков в неделю и правдами и неправдами уговаривали печатников поработать в долг под обещания областного и местного начальства.
— Ты ведь приезжал в область со своими проблемами? — спросил Сушилов.