Рассказы и завязи
Шрифт:
Для полноты жизни
Из города Колюха Лобов вернулся на двухчасовом рейсовом автобусе, который остановился у самой чайной. Колюха вышел из машины, постоял, но в чайную заходить не стал, хотя и знал, что туда завезли бочковое пиво. Он торопливо направился к дому и когда отворил калитку крыльца, то вздохнул облегченно, как человек, который прошел долгий, опасный путь и благополучно прибыл в родные стены.
— А, явился, елкащ, — услышал
Колюха поднял голову и увидел супругу, стоявшую наверху в дверях.
— Ух, ты, елочки зеленые, — бодро и удивленно проговорил Колюха. — А чо ты дома-то? Чо не на работе-то?
— Елкаш, зараза, — ругалась Марья, — скоро весь ум пропьешь. Вот ведь до чего допился, что и все дни забыл… Ну, чего глаза-та на меня рачишь!? Воскресенье сегодня, елкаш!
— А-а, — протянул Колюха, — верно.
Он хотел было улыбнуться, но, представив, как будет выглядеть при этом его заросшее щетиной лицо, не стал.
Лобов поднялся по ступенькам крыльца и пошел в избу, с каждым шагом ощущая радость от того, что он наконец-то в родном доме и тут все хорошо. Довольный, Колюха даже постанывал немного.
— Вот я и дома, слава тебе Господи, — проговорил он, переступая через порог.
— Ну, елкаш, садись давай, да рассказывай, — подступала к мужу Марья, когда тот снял резиновики и помятый болоньевый плащ.
— Чо пристала-та? Елкаш-елкаш… Чо я тебе сделал-то? — вяло огрызнулся Колюха.
Ему никак не хотелось ругаться, особенно сегодня.
— Ты когда должен был приехать? — не отставала Марья.
— Вчерась… вечером… Ну и что? Значит, дела были. Тебе Лидка деньги отдала?
Марья промолчала.
— Ну вот. Значит отдала. Так что тебе еще от меня надо? Чо пристала-та к человеку, который и так устал.
— Я всю ночь не спала, — заплакала вдруг Марья. — Думала, случилось чего, а он пьет там и о доме родном забыл.
— Да чего со мной случится-то, Мань? — тепло проговорил Колюха. — Вот я перед тобой, как огурчик!
И Лобов хотел обнять жену, но та его оттолкнула.
— Уди, елкаш. Садись, тебе говорят, и рассказывай все.
— Я-та сажусь, а ты-то чего стоишь, как поллитровка? Да и о чем тебе рассказывать? Ну, выпивал, конечно, вчерась. Не откажусь. От этого и сегодня худо себя чувствую. У меня с утра во рту маковой росинки не было, а пили-то разное дерьмо. Начали с водочки, а…
— Ты зачем в город-то ездил? — перебила Марья.
— Так… это… мясо продавать.
— Вот с этого и начинай, охламон.
— Так бы сразу и сказала, — усмехнулся Колюха. — А с мясом у меня хорошо получилось. Мишка подвез к самому базару. Я сразу, значит, весы получил, потом мне мясо проштемпевали и все. Пошло, поехало.
— Все продал?
— Конечно все.
— Как брали-то?
— Да как… хорошо брали. Только успевай отвешивать.
— Еще бы не брать, — Марья явно была польщена. — Теленку-то, кроме молока, ничего
— Я и говорю. Мясо белое, прямо хоть так ешь.
— Ну? — подтолкнула Колюху Марья.
— Чо — ну?
— А дальше-то выкладывай. Чего дальше-то?
— Дальше-то? — переспросил Лобов. — А надо закурить. Иначе не получится рассказ.
Колюха достал беломорину, чиркнул спичкой и глянул на жену. Та сидела все еще сердитая.
— Ну, что ты на меня косым дождем смотришь? — сказал Лобов. — Если хочешь все узнать, так слушай по-людиньи и не косотырься. А то и рассказывать не буду.
— Я те не буду, — проговорила Марья.
— Ну, ладно, ладно, — ухмыльнулся Колюха и сделал глубокую затяжку. — Так вот, значит. Продаю я остатки, и вижу, что мужик ко мне походит. В шляпе. Здорово, говорит, дядя Коля. Смотрю я, а это Витюха Самылов, можно сказать, сосед.
— Этот сосед, поди, уже десять годов тут не живет, — вставила Марья.
— Ну и что? Земляк тогда. А земляки это все равно, что родня. Ну, ладно. Посудачили мы о том, о сем. Дядя Коля, говорит, я тебе, как родному рад. Может, возьмем пузыречик. Ты, говорит, тут подожди, а я в магазин сбегаю, пока на обед не закрыли. И побежал.
— А ты и рад-радехонек, — уколола опять мужа Марья.
— А чо такого-то? Человек земляка встретил. Может, мужик себя вспомнил. Вот ему выпить и захотелось. Так почему не поддержать? Неужели я скажу ему: мол, мне жена выпивать не велела. Да разве буду позориться… Ну, так вот. Приходит Витюха опять и приносит две четверки. Поллитрух, говорит, не было. Мы, стадо быть, этих двух мерзавчиков тут же у меня за прилавком и уговорили.
— Рукавом, поди, закусывали? — спросила Марья.
— Не-е… Пирожки были с ливером.
— С чём?
— С мясом. Только, похоже, что его кто-то уже ел.
— И милиция вас не застала?
— Да ты чо? — засмеялся Колюха, — милиционеры сейчас в городе по улицам не ходят. Разве только на работу. А так чо им зря воздух пинать. Не прежние года. Они теперь по-современному, все по кабинетам сидят, да на вызова ездят. Как пожарники: загорелось — туши… Ну, так вот, продал я мясо, а сам думаю: отнесу-ко я деньги Лидке Кузнецовой. Она с клюквой приезжала. Сколько Лидка тебе передала?
— Пятьдесят пять.
— Так и есть. Ну, вот, вышли мы с базару и я Витюхе трешник подаю. Возьми, говорю, еще пузырек. На дорожку вмажем, да я и поеду. А он говорит, да ты что, дядя Коля, у меня пока деньги есть. И не взял у меня, а за пузырьком сходил.
— Где он работает-то? — поинтересовалась Марья.
— На заводе в мастерах ходит. Сперва, говорит, был просто слесарем, потом вальцовщиком каким-то, потом вот в мастера выдвинули. Я и подумал: давно ли вот тут у нас сопли на кулак наматывал, а уже вроде как начальником стал. И получает хорошо: триста пятьдесят чистыми. Мне полгода пахать надо. Во!