Рассказы извозчика. Грустные, смешные и сексуальные

Чурин Борис Павлович

Колени мои задрожали и я, чтобы не упасть, опустился в кресло. Первая мысль, пришедшая в голову, отдавала черным юмором:

– Мечтал о славе, Сашок? Теперь прославишься!

Было ясно, что черная полоса на физиономии меня не спасет. Большинство из моих коллег, особенно тех, кто знаком с моей работой, несомненно,

меня узнают. Я представил, с каким злорадством завтра в институте будут обсуждать мою персону. Обхватив голову руками, я с силой сжал виски. Что делать? Бросить все и уехать куда-нибудь подальше, где меня никто не знает? А может быть разом покончить со всеми проблемами? Выйти на балкон, да сигануть с шестого этажа на бетонный козырек подъезда?

Мысли роем пчел кружились у меня в голове, безжалостно жаля душу и отравляя сознание. Вконец обессиливший, я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. В таком состоянии я провел час или полтора. Очнулся я от телефонного звонка. С трудом поднявшись, я подошел к телефонному аппарату.

– Здравствуйте, - услышал я женский голос, - вы, наверное, на меня обиделись за телевизионную передачу? Но лицо ваше мы не показали и голос постарались изменить.

– Что вам еще от меня нужно?
– устало промычал я.

– Мне лично от вас ничего не нужно. Но к нам на студию пришел некий субъект и требует, чтобы я познакомила вас.

– Никакого субъекта мне..., - начал было я, но вдруг из трубки раздался хриплый, мужской голос:

– Слушай, братан, меня Виктором зовут. Вопрос к тебе имеется. Ты по телеку правду говорил или туфту гнал на счет хреновины своей? Она что, в натуре, может людям большую пользу принести?

– Может, - тяжело вздохнул я, - но теперь это уже не имеет значения. Я не хочу больше этим заниматься.

– Короче, дело вот в чем, - мой собеседник понизил голос, - грех

на мне большой. Такой большой, что душу рвет на части, жить не дает. Пошел в церковь, к батюшке. Он советует молиться во спасение души. "А еще, - говорит, - сделай что-нибудь такое, чтобы людям польза была." Просекаешь? Ты сказал, что твоя хреновина двадцать штукарей стоит? Ладно, дам я тебе бабки. Но с одним условием. Ты мне матерью поклянешься, что ни одной копейки не потратишь впустую. Только на дело. Понял? А сейчас ноги в руки, жопу в горсть и дуй сюда, на студию. Я тебя жду.

Примерно через час я спускался по лестнице из здания шестого коммерческого канала. Передо мной тихо дремал ночной город. За ним также мирно спала огромная страна. И никто, я в этом уверен, никто в этой стране не был так счастлив в этот момент, как был счастлив я. А причиной тому служили две тугие пачки стодолларовых купюр, приятно оттягивающие внутренние карманы моего пиджака.