Рассказы литературоведа
Шрифт:
считает, что на основании фотографии у меня нет пока серьезных данных приписывать это
изображение Лермонтову. Но если бы у меня серьезные доказательства были, тогда Пахомову
пришлось бы согласиться. Значит, надо отыскать портрет во что бы то ни стало. Выяснить, кто из нас
прав.
ВЫСТАВКА В ЛИТЕРАТУРНОМ МУЗЕЕ
Звонят мне однажды по телефону, приглашают в Литературный музей на открытие лермонтовской
выставки.
— Владимир Дмитриевич
писатели, товарищи с кинофабрики, корреспонденты.
Потом позвонил Пахомов:
— Хорошо, если бы вы завтра зашли. Нам с Михаилом Дмитрие-зичем Беляевым удалось
отыскать для выставки кое-что любопытное: яеизвестные рисуночки нашлись, книжечка с автографом
Лермонтова.
Я пришел, когда уже расходились. В раздевалке было много знакомых. На ступеньках, перед
входом в залы, стоял Бонч-Бруевич — : одними прощался, с другими здоровался, благодарил,
напоминал, эоещал, просил заходить.
— Вот хорошо, что пришел! — пробасил он, протягивая мне руку. — Вам надо показать все
непременно.
— Поздновато, поздновато! — с любезной улыбкой приветствовал меня Пахомов и гостеприимно
повел в залы.
Несколько опоздавших, закинув голову, рассматривали портреты, картины, скульптуры.
— Это потом поглядим, — проговорил Пахомов. — Начнемте лучше отсюда.
И повел сразу во второй зал.
— Тут недурные вещицы, — говорил он. — Вот занятная акварелька Гау: портрет Монго
Столыпина. Отыскалась в фондах Третьяковки.
Я переходил от одной вещи к другой. Около нас остановились Бонч-Бруевич и Михаил
Дмитриевич Беляев.
— Ну как? — спросил Бонч-Бруевич.
— Чудная выставка! — отвечал я, поднял глаза и, остолбенев, вдохнул в себя полной грудью: —
А-а!
Передо мной висел «вульфертовский» портрет в скромной овальной раме. Подлинный, писанный
масляными красками. Так же, как и на фотографии, виднелся серебряный эполет из-под бобрового
воротника офицерской шинели, и Лермонтов смотрел поверх моей головы задумчиво и печально.
— Падайте! — воскликнул Пахомов, жмурясь от дружелюбного смеха и протягивая ко мне обе
руки, словно я падал.
Я стою молча, чувствую, как краснею, и в глубоком волнении разглядываю портрет, о котором так
долго, так неотступно мечтал. Я растерян. Я почти счастлив. Но какая-то тайная досада омрачает мне
радость встречи. К чему были все мои труды, мои ожидания, волнения? Кому и какую пользу принес
я? Все даром!
— Что ж, сударь мой, не скажете ничего? — спрашивает меня Беляев.
— Он онемел от восторга, — с улыбкой отвечает Пахомов.
— Дайте, дайте ему рассмотреть хорошенько! —
сказать, из-за него портрет куплен.
— Почему из-за меня? — оживляюсь я.
— Это потом! — машет рукой Пахомов. — Как купили, я расскажу после. Скажите лучше: каков
портрет?
— По-моему, превосходный.
— Портрет недурной, — соглашается Пахомов. — Только ведь это не Лермонтов, теперь уже
окончательно.
— Как — не Лермонтов? Кто же?
— Да просто себе офицерик какой-то.
— Почему вы решили?
— Да по мундиру.
— А что же с мундиром?
— Офицер инженерных войск получается, вот что! Поглядите, дорогой мой: на воротнике
сюртука у него кант. . красный! А красные выпушки и серебряный прибор были в те времена в
инженерных войсках. Тут уж ничего не поделаешь.
— Значит?..
— Значит, ясно: не Лермонтов.
— Так зачем же вы его повесили здесь?
— Да хоть ради того, чтобы вам показать, услыхать ваше мнение. Хоть и не Лермонтов, а пока
пусть себе повисит. Он тут никому не мешает.
— А по-моему, Николай Палыч, тут еще все-таки не до конца ясно...
Пахомов мотает головой:
— Оставьте!..
СЕМЕЙСТВО СЛОЕВЫХ
Оказалось, портрет попал в Литературный музей всего лишь за несколько дней до открытия
выставки.
Пришла в приемную музея старушка, принесла четыре старинные гравюры и скатанный трубочкой
холст. Предложила купить. Развернув, предъявила портрет молодого военного, который оценила в сто
пятьдесят рублей.
Уголок лермонтовской выставки в Литературном музее, В овальной раме —
« вульфертовский» портрет.
Закупочная комиссия приобрела гравюры, а портрет неизвестного офицера решила не покупать.
Зашла старушка за ответом. Ей возвращают портрет:
— Не подходит.
Разложив на столе газету, старушка уже собиралась снова скатать холст в трубочку, но тут как раз в
комнату вошел Михаил Дмитриевич Беляев. Увидев в руках старушки портрет, он заявил, что это тот
самый, который разыскивает Андроников и фотографию с которого приносил в Литературный музей.
Для точности заметил, что Андроников считает портрет лермонтовским, хотя Николай Палыч
Пахомов держится на этот счет совершенно иного мнения. Вошедший вслед за ним Николай Палыч