Рассказы литературоведа
Шрифт:
«Ладно, — думаю, — докажу им!»
А доказать нечего.
Решил я тогда потолковать на эту тему с Пахомовым, с Николай Палычем.
Николай Палыч знает редкие книги, старинные картины и вещи и среди московских музейных
работников пользуется известностью и авторитетом.
«А Николай Палычу вы показывали?», «А что говорит по этому поводу Николай Палыч?» Такие
вопросы постоянно слышишь в московских музеях.
А уж что касается Лермонтова, то никто лучше
рисунков Лермонтова, иллюстраций к произведениям Лермонтова, музейных материалов, связанных с
именем Лермонтова. По этой части Николай Палыч осведомлен лучше всех. А тут я еще узнаю, что
он работает над книгой «Лермонтов в изобразительном искусстве». «Дай, — думаю, — зайду к нему.
Сперва удивлю его новым портретом, а потом посоветуюсь».
Сговорился с ним по телефону и пошел к нему вечерком.
Пьем с Николай Палычем чай, звякаем ложечками в стаканах, обсуждаем наши лермонтовские
дела, обмениваемся соображениями.
Наконец показалось мне, что настал подходящий момент. Расстегнув портфель, я переложил
заветную фотографию к себе на колени.
— Николай Палыч, — обращаюсь я к нему с напускным равнодушием, — какого вы мнения об
этом портрете?
И с этими словами поднимаю фотографию над стаканом, чтобы Николай Палычу лучше ее
разглядеть. Улыбаюсь. Жду, что он скажет.
— Минуточку, — произносит Николай Палыч. — Что-то не вижу, родной, без очков на таком
расстоянии.
Он протягивает руку к письменному столу.
— Вы говорите об э т о м портрете? — и показывает мне фотографию, такую же точно.
Я не мигая смотрю, надеясь отыскать в ней хоть небольшое отличие. Нет! Никакой решительно
разницы! Так же виднеется серебряный эполет из-под воротника шинели, так же удивленно
приподняты брови у Лермонтова, и глаза смотрят так же сосредоточенно и серьезно. Такой же нос, и
губы, и волосы. Даже самый размер фотографии точно такой же!
Первое мгновение ошарашило меня, как нечаянный выстрел. В следующий миг и портрет, и Борис,
и комиссионные магазины, и разговоры в музеях показались мне пресными, никому уже больше не
нужными, как вчерашние сны. Молчим. Я прокашлялся.
— Любопытно, — говорю. — Совершенно одинаковые! Пахомов положил фотографию на стол и
улыбнулся.
— М-да! — сказал он коротко. Мы прихлебнули чаю.
— Откуда у вас фотография? — помолчав, спрашивает Николай Палыч.
— Пушкинский дом. А ваша?
— Исторический музей.
— Там оригинал?
— Нет, фотография. Оригинал был у Вульферта.
Все знает! В какое глупое положение я поставил себя! Снова
Наконец я решаюсь заговорить :
— Что вы думаете, Николай Палыч, об этом портрете? По-моему, интересный.
— Согласен, — отвечает Пахомов. — Весь вопрос только в том, чей портрет!
— То есть как «чей»? Понятно, чей: Лермонтова!
— Простите, а откуда вы знаете?
— Ниоткуда не знаю, — говорю. — Я только делаю выводы из не-
которых признаков. Например, офицер этот необыкновенно похож на мать Лермонтова. Вы ведь,
наверно, помните, что Краевский, бывший с Лермонтовым в дружеских отношениях, говорил, что
более, чем на свои собственные портреты, Лермонтов был похож на портрет своей матери. Помните,
Висковатов в своей биографии Лермонтова приводит слова Краевско-го. «Он походил на мать свою, и
если, — говорил Краевский, указывая на ее портрет, — вы к этому лицу приделаете усы, измените
прическу да накинете гусарский ментик — так вот вам и Лермонтов...» Поверьте, Николай Палыч, —
продолжал я, — что я уже прилаживал усики к лицу матери Лермонтова и ментик пристраивал — и
сходство с «вульфертовским» портретом получается просто поразительное. И это сходство можно
объяснить, по-моему, только в том случае, если на портрете изображен ее единственный сын —
Михаил Юрьевич Лермонтов.
— Предположим, — допускает Пахомов.
— Затем, — продолжаю я, — очевидно, у Вульферта были какие-то основания считать этот
портрет лермонтовским. Не стал бы он держать его у себя да еще жертвовать фотографии в музеи,
если бы ему самому он казался сомнительным. И, наконец, Лермонтов изображен здесь, очевидно, в
форме Гродненского гусарского полка. В пользу этого говорит серебряный эполет на портрете, потому
что в остальных полках, в которых пришлось служить Лермонтову — в лейб-гвардии гусарском, в
Нижегородском драгунском и в Тенгинском пехотном, — прибор был золотой.
— Вы кончили? — спрашивает Пахомов. — Тогда позвольте возразить вам. Прежде всего, я не
нахожу, что этот офицер похож на мать Лермонтова. Простите меня, но это аргумент слабоватый. Вам
кажется, что похож, мне кажется — не похож, а еще кому-нибудь покажется, что он похож на меня
или на вас. Мало ли кому что покажется. Нужны доказательства.
А я думаю: «Кажется, он прав. Действительно, это не доказательство».
— Вы ссылаетесь на мнение Вульферта, — продолжает Пахомов. — А я вам покажу сейчас
портреты, которые их владельцы тоже выдавали за лермонтовские... Вот, полюбуйтесь.