Рассказы литературоведа
Шрифт:
В конце письма были указаны адрес и фамилия отправителя: Верховка, Барского района, Винницкой области. Учитель Кушта П. А.
Письмо П. А. Кушты.
Мне передали это письмо с пачкою других, пришедших в ответ на радиопередачу. Я прочел его, вернувшись домой, во втором часу ночи. А в девять часов утра уже летел на Украину. Стояло жаркое лето, всё стремилось на
Разумеется, можно было потерпеть и вылететь, скажем, через неделю. Но я не один. Есть и другие. Жена отказывалась меня понимать: «Как ты можешь оставаться в неведении? Я — не могу!» Да мне и самому не терпелось знать: да или нет? И я полетел.
Полтора часа комфортабельного безделья, и самолет опустился под Киевом, на аэродроме Борисполь. Схватив такси, я помчался сквозь Киев в Жуляны — оттуда идут самолеты на Винницу.
И опоздал! Конечно, надо было еще из Москвы созвониться с Союзом писателей Украины, попросить позаботиться о билете. А теперь… Сегодня самолетов на Винницу больше не будет. На завтра — нет билетов. На поезд опоздал тоже…
Стал я вздыхать у окошечка кассы, рассказал про альбом… Послали к диспетчеру. Стал у него вздыхать, ему рассказал…
Через четверть часа услышал вызов по радио: мне предлагалось приобрести билет и выходить на посадку.
Выхожу — четырехместный самолетик, который называют «воздушным такси». Я вскарабкался на сиденье, рядом со мною сел летчик, надвинул прозрачный колпак, самолетик взревел, разбежался и взмыл. Тут я понял, что до этой минуты летал не на тех самолетах.
Спору нет: летать на наших лайнерах — наслаждение. Можно откинуться, пососать карамель, позавтракать, подремать. Но в круглое окошечко видишь немного, чаще всего застылые облачные сугробы. А тут!..
Со всех сторон окружает тебя сверкающее пространство! А когда, разворачиваясь, самолетик над самым Киевом лег на крыло, я почувствовал себя как Демон над горами Кавказа!
Панорама Киева.
Единственно тревожила красная кнопка перед глазами: «Пожар».
— Разве бывают пожары? — прокричал я в грохоте самолета.
— Сядем! — прокричал летчик. — А взорвется — не успеем подумать! Так что не бойтесь!
Через сорок минут пошли на посадку — прямо на стадо, которое, закрутив хвосты, расскочилось. Самолет попрыгал, остановился и, только я из него вылез, — исчез.
Я поплелся к аэропорту. Кто-то заносил ногу на мотороллер. Не видя другого транспорта, я попросился пустить на багажник, поставил чемоданчик перед собой. И мы помчались быстрее, чем тот самолет. На повороте я чуть не вылетел и схватился за моего возницу.
Он крикнул:
— Будешь хвататься — будешь больше платить!
Нет, я изо всей силы вдавливал мой чемодан в его поясницу!
Примчались в город. Осадили перед зданием областного комитета партии. Спуская меня с мотороллера, мой благодетель сказал:
— Это я пошутил, что больше платить. Можете совсем не давать, как хотите…
Винница.
Товарищ
Очень быстро я поставил Винницкий облисполком в известность, что в Барском районе отыскалось новое стихотворение Лермонтова, и просил машину, чтобы добраться до Бара и до Верховки.
Мне пояснили, что туда более ста километров, идет уборочная, машины в разгоне; может быть, придется несколько обождать. Но я как-то ловко сумел намекнуть, что в других областях лермонтовские автографы уже находились, а в Винницкой еще ни разу не находились. Так что Винница в некотором смысле как бы «недовыполнила план по автографам».
Посмеялись. Решили отдать меня в руки областного радиокомитета: «Раз письмо пришло на радио — радио и помочь должно».
Вскоре к подъезду подкатил «газик». В нем нашел я поэта Анатолия Бортняка, заведующего литературным вещанием, и Женю Щура — водителя. Ребята живые, культурные, милые. Хорошо было с ними. И путешествие вышло на славу. Еще бы: окрестность какая! За каждым поворотом дороги — новая красота, приветливая, волнующая совершенством линий набегающих друг на друга холмов и какой-то задушевной певучестью, скромностью. И август стоит украинский, долгий и светлый вечер!.. Зато дорога мостилась, верно, еще при Чичикове. И, как бы написал Гоголь, бокам нашего героя досталось порядочно, и он уже начинал ворчать.
До Бара добрались — солнце село. Встречены были редактором местного радиовещания товарищем Вороновским П. И., человеком немолодым, обстоятельным. Впоследствии он еще более усилил приятность нашего путешествия, но вначале меня напугал.
— Нам тут позвонили из Винницы, — сказал он негромко. — Предупредили, что вас интересует учитель Кушта П. А. Мы подняли ведомости отдела народного образования — нет такого в Верховке. Вас разыграли. Есть Кушта-ребенок, пошел в первый класс. А учителя Кушты нет. Так что делайте вывод!
— Ребенок тут ни при чем, — сказал я. — Письмо — со стихами Лермонтова, стихи — с французским заглавием. Писал человек пожилой, что, кстати, и по почерку видно.
— Если не затруднит, — сказал товарищ П. И. Вороновский, — разрешите взглянуть… Так и есть: рука дитячча, нетвердая. И пишет? Ребенок! «Виддилу литературных информаций». Учитель должен знать, что по-русски надо сказать: «отделу».
— А все-таки, — говорю я, — старик.
— Нет, — говорит он, — ребенок.
Тем временем мы уже мчимся по степной дороге в Верховку. Темнеет. Отчетливо проступила луна. Степь окинулась серебристо-лиловым светом.
Вскочили в Верховку. Осадили «газик» у сельсовета. Посылаем вопрос:
— Есть у вас в Верховке учитель Кушта П. А.?
— Нет учителя Кушты П. А.
— А какой-либо есть у вас Кушта П. А.?
— Есть пенсионер Кушта П. А. До пенсии был учитель.
Не в ту ведомость заглянули: надо бы в ведомость райсобеса — отдела социального обеспечения.
Разговаривает, сидя под яблоней
Поехали к Куште. Остановились возле его плетня, у калитки. Луна стояла уже высоко над садами и хатами. Кушта давно уже спал. Его разбудили. В высокой соломенной шляпе он вышел к нам под лунную яблоню.