Рассказы литературоведа
Шрифт:
— Вы сообщили в Москву, в редакцию радио, стихотворение Лермонтова, — извиняясь, говорю я ему. — Нельзя ли мне посмотреть альбом, где это стихотворение?
— Его нет у меня.
— А откуда же стихотворение, простите?
— Из альбомчика. Только он был не мой. Я его возвернул хозяйке.
— Откуда же текст, который вы нам прислали?
— Он был у меня на листочке списан. Только тот листочек пропал ще при Петлюре.
— За столько лет, — говорю я, стараясь скрыть разочарование и мысленно браня себя за опрометчивый вылет, — за целых полвека текст в памяти мог претерпеть изменения… Вряд
— Да нет, у меня память хорошая, — степенно говорит Павел Алексеевич Кушта. — Я помню точно. Правда, признаюсь, я две строфы позабыл. Я и писать их не стал. А за другие строчки ручаюсь… Спросите меня Шевченка стихи или Пушкина… Я их ребенком учил, а и теперь скажу без ошибки. Что ж вы думаете — я только с печатного помню? Я и с писанного так же хорошо помню.
Не возразишь — убедительно.
— А кому принадлежал тот альбом? — спрашиваю.
— Соболевской Анне Андреевне…
И Кушта обстоятельно объясняет. До революции в Верховке служил агроном Игнатий Балтазарович Соболевский. Поляк. Жена у него была украинка — Анна Андреевна Подольская. Ее сестра работала в Одессе зубным врачом. По словам Павла Алексеевича Кушты, Анна Андреевна «была хороша, как у Рафаэля Мадонна». Детей Соболевских звали Еленой, Казимиром и Антониной — Антосей. Сам Павел Алексеевич, окончив учительскую семинарию в Коростышеве, вернулся в Верховку преподавать. Соболевские пригласили его репетитором к детям. Антосю Кушта отличал более всех: старательная, красивая, стройненькая, умная, похожа на мать.
Однажды Анна Андреевна показала Куште старинный альбомчик. В нем учителю понравилось стихотворение «Mon Dieu» («Мой бог»). Он списал его на листок — альбомчик вернул.
— Кому, — спрашиваю, — принадлежало имение?
— Бибиковой, помещице.
Это сведение показалось мне интересным. Бибиковы состояли с Лермонтовым в родстве. У одного из Бибиковых хранился лермонтовский альбом со стихами, которые так и остались нам неизвестными — пропали вместе с альбомом.
Спрашиваю:
— Может быть, это Бибиковых альбом?
— Нет, — задумчиво качает головой Кушта. — Не думаю. Я Бибикову, помещицу, знал. Бибочкой ее звали. Невзрачная была, пигалица, можно сказать. А Соболевская Анна Андреевна — как у Рафаэля Мадонна. Она, как передавала альбом, говорит мне: «Вот, погляди, учитель Павел Алексеевич, какой у меня есть старинный альбумчик». Эти слова не забывают.
Ну, ему видней, чей альбом! Стало быть, Соболевских!
— А куда девались они?
Идет украинская ночь. Идет разговор потихоньку.
— В тысяча девятьсот шестнадцатом году, — рассказывает Кушта не торопясь, — Соболевские купили участок земли тут же, на Винничине, в Могилев-Подольском уезде. Из Верховки уехали. Жили они от Могилева- Подольского к югу двенадцать верст… Название села… вроде… Садки…
— Садова! — подсказывает кто-то из моих спутников.
— Нет, не Садова… Садова — двенадцать верст к северу. А это — на юг.
Во время гражданской войны Павел Алексеевич встретил в Могилеве- Подольском Антосю. Он пульвзводом командовал, а она служила в военкомате. И все. Больше не знает…
Старик провожает нас. Сняв шляпу, дожидается, покуда мы сядем в машину. На чесучовом его пиджаке
Продолжает Сергей Сергеевич Смирнов
В Винницу вернулись под утро, разбитые. Не ложась спать, соорудили по радио передачу, я обратился к жителям области с просьбой сообщить, кто что знает про Соболевских, Подольских и Бибиковых. Просил написать мне в Москву.
Просмотрел картотеку областного адресного стола. Подходящих кандидатов не обнаружил. Подумал было — не поехать ли поискать альбом в Могилев-Подольском районе, но тут же эту идею отверг. Уж где-где, а на Украине искать полвека спустя альбомчик в радиусе двенадцати километров, когда по этой земле прошли кровавые войны, оккупации, переселения, пожары!.. Это показалось мне нереальным. И я воротился в Москву с пустыми руками, но крайне довольный своим утомительным путешествием.
По врожденной склонности делиться впечатлениями даже тогда, когда меня об этом никто не просит, стал я рассказывать эту историю и очень скоро дорассказывался до автора «Брестской крепости» Сергея Сергеевича Смирнова. Мы уже очень давно дружим с ним, пишем, можно сказать, в одном жанре, при встречах делимся новостями по части раскрытия литературных и исторических тайн, подаем друг другу советы. Кому же, как не ему, было поведать о поездке на Винничину? Но только завел я про альбом, пре стихотворение с французским заглавием, как Смирнов сразу насторожился:
— И куда ж вы поехали?
— Туда, откуда было письмо: в Барский район.
— Боюсь, вам надо было ехать в другое место.
— В какое?
— По-моему, в Могилев-Подольский район.
— В Могилев-Подольский? Позвольте… откуда вы знаете?
— Нет, нет… рассказывайте вы. Я — потом.
И как только я дошел до конца и сказал, что Соболевские поселились под Могилевом-Подольским, Сергей Сергеевич воскликнул:
— Боюсь поручиться, но, кажется, я видел этот альбом!
— Вы?
— Да, в сорок четвертом году.
И он рассказал.
Весной сорок четвертого года, когда войска Второго Украинского фронта, совершая бросок от Умани к Бессарабии, шли по весенней распутице без остановок, редакция армейской газеты, в которой работал Смирнов, совершала вместе с частями столь же стремительное движение. Останавливались, ночевали, утром шли дальше. Названий населенных пунктов Смирнов не помнит, и установить их теперь уже трудно. Помнит он точно только одно: это было между Могилевом-Подольским и Ямполем. Он в хате. Сидит, обсушенный на диване, обтянутом парусиной, пьет чай, патефон крутит пластинку «Стелла». И он рассматривает какой-то старинный альбом и обращает внимание на неизвестное стихотворение Лермонтова с французским заглавием.
— Как? «Mon Dieu»?
— Я почти в этом уверен! Вам надо ехать сейчас же и начинать поиски между Могилевом-Подольским и Ямполем!
Да, это дело другое! Ведь если альбомчик пропал полвека назад, бессмысленно искать его после того, как по украинской земле прокатились сражения гражданской войны и Великой Отечественной. Но если альбом был цел в 1944 году, после того как фашистское войско отброшено было на Запад, а с тех пор никаких «глобальных» событий в этих местах уже не было, — надо ехать искать.