Рассказы о Дзержинском
Шрифт:
– Нам пришлось тогда арестовать кое-кого из ваших путейцев, - сказал Дзержинский, - а группу Борейши трибунал приговорил к расстрелу. Тогда и вы были задержаны органами ВЧК? Ненадолго, кажется?
– На несколько часов, - инженер усмехнулся.
– Нелепая история! Меня, кажется, подозревали в том, что я родственник министра Сазонова, скрывший свое прошлое. Вот я и доказывал, что не верблюд.
Дзержинский внимательно смотрел в глаза Сазонову.
– А ваш отец, если я не ошибаюсь, был учителем чистописания? Гимназия в Грайвороне?
– Совершенно верно.
– Сядемте!
–
Они сели рядом на скамью. Инженер нервничал - это было видно по тому, как он все перелистывал и перелистывал свой блокнот, как порою вздрагивали его брови.
– Вы хорошо знали инженера путей сообщения Борейшу? Так же, как Макашеева? Или лучше? Кстати, насчет Макашеева и мешочничества. Макашеев попал в очень грязную историю. Он не только пользовался своим служебным положением для провоза продуктов для себя, - он выписывал фальшивые требования на вагоны и вагоны эти отдавал спекулянтам... за взятки...
Сазонов молчал. Гадливое выражение появилось на его лице.
– Вот как обстоит дело с Макашеевым, - сказал Дзержинский.
– Так вот насчет Борейши...
– Борейша был мой ближайший друг!
– почти с вызовом в голосе перебил Сазонов.
– Мы с ним одного выпуска и...
– Ваш ближайший друг?
– негромко переспросил Дзержинский.
– Да! И расстрел его - ошибка!
– Вы уверены в этом?
– Я уверен в нем, как в самом себе!
– воскликнул инженер.
Дзержинский кивнул головой.
– Да, да, - сказал он, - вы уверены в нем, как в самом себе... Что ж, зайдите ко мне... завтра, днем, часа в три. Если я не ошибаюсь, Борейша был сыном губернатора и получал в студенческие годы от отца триста рублей в месяц? Так? А у вас было пять уроков по восемь рублей?
Сазонов тихо спросил в ответ:
– Как вы можете это все помнить?
– По долгу службы, - просто сказал Дзержинский.
– По долгу службы чекиста и железнодорожника.
Тонкими пальцами он быстро и красиво свернул папироску, вставил ее в мундштук и, закуривая, спросил:
– Скажите, - вы что, меня сегодня испугались? Моих реплик? Почему вы вдруг смяли ваш доклад, о котором я слышал, что он был хорошо и интересно начат? Что, собственно, произошло? Я видел, что вы были не в форме... Впрочем, оставим этот разговор до завтра!
И Дзержинский отошел к группе машинистов, оживленно обсуждавших устройство жезла изобретателя Трегера. Назавтра, ровно в три часа, Сазонов вошел в кабинет Дзержинского. Все окна были открыты - лил свежий, теплый, весенний дождь, над Москвой прокатывался гром.
– Садитесь!
– сказал Дзержинский.
– Не продует вас? Я люблю вот такой дождь!
Он открыл несгораемый шкаф, достал оттуда папку, перевязанную бечевкой, и протянул Сазонову.
– Прочитайте!
– сказал он.
– Это показания инженера путей сообщения Борейши А.Я. Ведь он был вашим лучшим другом?
– Да, он мой друг!
– сказал Сазонов твердо и громко.
– Ну вот, читайте!
Сазонов развязал бечевку и открыл дело. Да, это его почерк - почерк Саши Борейши. Мелкие, круглые, аккуратные буквы, четкий, ясный почерк.
"Настоящим я, Борейша Александр
И тут Сазонов не поверил своим глазам. На мгновение ему показалось, что он сходит с ума...
– Читайте, читайте!
– спокойно сказал Дзержинский.
Все было по-прежнему в этом большом, чистом кабинете, за окнами по-прежнему лил косой, свежий, весенний дождь. А Сазонову казалось, что молния ударила где-то совсем близко.
"...скрывший свое происхождение - ближайший родственник министра иностранных дел при Николае Кровавом, Сазонова С.Д., - инженер Сазонов А.Я. пытался создать диверсионную группу на нашем узле и в разговорах несколько раз прямо призывал меня и других моих коллег к "действенным формам борьбы с красными..."
Инженер читал. Он не слышал, как входили и уходили люди, не слышал, как звонил телефон, не замечал, как ушел и вернулся Феликс Эдмундович. Сердце Сазонова билось тяжело, толчками. После показаний Борейши он читал показания других своих знакомых инженеров, и все они писали, что взрыв моста осуществлен, несомненно, родственником царского министра инженером Сазоновым. Они называли число, и день, и час, когда видели инженера Сазонова с "узелком странной формы", цитировали слова, которыми обменялись в то время, и признавали свою вину в том, что не довели до сведения властей все, что знали об инженере Сазонове. Но у них были для этого причины: они думали, что Сазонов просто обыватель, который никогда не приведет свои планы в действие.
– Прочитали?
– спросил Дзержинский.
– Да.
– Мост взорвал сам Борейша. В конце концов он сознался. И они все сознались, что на случай провала держали вас, - вы должны были ответить за это злодеяние. Понимаете?
– Нет, не понимаю. Почему же я? Ведь я ничего не знал...
– Если бы вы знали, то мы бы сейчас не беседовали с вами, - жестко сказал Дзержинский.
– Ваш друг Борейша спасал свою жизнь и одновременно мстил вам за ваши советские взгляды, за то, что вы, старый специалист, первым, именно первым, на узле пришли работать к нам, за то, что вы не продали Родину, за то, что вам стали кровно близки интересы рабочего класса. Понимаете теперь?
– Понимаю. Но почему же меня тогда выпустили сразу? Ведь я... ведь тут такое написано... этими людьми!
Опять с силой полил дождь, и в то же время выглянуло солнце. Дзержинский встал из-за стола, подошел к окну, глубоко вдохнул прохладный воздух, задумался о чем-то. Молчали долго. И думали - каждый о своем.
– Вы спрашиваете, почему вас тогда не расстреляли?
– сказал наконец Дзержинский.
– Потому, видите ли, что ВЧК поднимает свой карающий меч для защиты интересов большинства, то есть народа, от кучки эксплуататоров. В те дни чекисты защищали вас от вашего... "близкого" друга... друга, совершившего чудовищное преступление и свалившего это преступление на вас... Чекисты вас защищали, а вы работали, вы руководили ремонтом путей, разрушенных белыми, вы не спали ночами, обеспечивая перевозки... Впрочем... не спали и чекисты, борясь за вас, за вашу жизнь, за то, чтобы честный инженер Сазонов вместе с нами строил социализм...