Рассказы о капитане Бурунце
Шрифт:
И станет Сусанна Ростомян в глазах людей врагом и вредителем новой жизни.
Лучше смерть, чем это.
В детстве носила она чарухи — лапти из сыромятной кожи. В этих чарухах бегала вместе с братом за четыре километра в Урулик — там была школа. Очень она боялась — брат сносит свои чарухи, и у нее, у девчонки, отберут и отдадут обувь мальчику: женщина проживет и без учения. Как она упрашивала брата: «Ой, осторожнее! Ой, не топай крепко! Ой, братик, не бей чарухи…» Не помогло. Отобрали у Сусанны лапти. Кончилось ее учение. Доучиваться пришлось уже потом.
Брат стал генералом. И она в люди вышла. И не
Утром она пришла на работу — спокойная и молчаливая, как обычно. Подписала наряды. Обсудила дела с агрономом.
Люди за ее спиной шептались:
— Что хотите — женщина без нервов!
Так ее назвал когда-то повздоривший с ней директор совхоза.
Когда по ее вызову в кабинет пришел Алексан — глаза вспухшие от бессонницы и сам уже немного пьяный,- она твердо сказала:
— Теперь надо нам с тобой о будущем подумать.
Старик испугался:
— Затаскают нас, да? Засудят?
Сусанна махнула кулаком.
— Это пусть прокурор думает — судить нас или так оставить. Тут мы ничего с тобой не можем. А мы должны думать, что людям скажем. Объяснить им, как два ротозея- я да ты — позволили пройдохе украсть заработанное трудом всех колхозников.
Она не упрекала старика. В равной степени брала вину на себя. И он сразу отметил это.
— Не виновата ты, Шушаник… На свою спину не взваливай… Я, я, я — вот кто дурак! Доверился, все прохлопал. За четыре месяца ни один чек как следует не просмотрел. Кто теперь согласится, что я к растрате непричастный?
— Иди! — погнала его Сусанна.- Поздно ты за ум взялся.
В Урулик она приехала словно бы по делу. Соседи продавали ячмень по сходной цене. Как не купить дешевого корма?
А пока грузили мешки на полуторатонку, Сусанна гуляла по чужому селу. И так, незаметно, добралась до дома Бурунца.
Хозяева встретили ее душевно. На стол было выставлено угощение. Сусанна, отерев ладонью губы, выпила без упрашиваний стакан вина. Но больше пить не стала, сколько ни подливала ей Аспрам.
Гостья сидела грустная и строгая. Бурунц из вежливости начинал то про одно, то про другое,- ответа не было. И все чувствовали себя неловко.
— Степан,- звучно произнесла Сусанна,- вот клянусь тебе памятью мужа…-Она с усилием перевела дыхание.- Наговорил на меня этот пакостник! Веришь или нет?
Бурунц ответил серьезно:
— Как могу тебе не верить?
— Вот клянусь детьми… Клянусь всем счастьем…
Видимо, она долго молчала. Теперь ей надо было выговориться.
Степан знал ее давно. В одной школе учились. Только она — на два класса старше.
Школа была особенная. Трижды жители Урулика, Доврикенда и Коха направляли графу Воронцову-Дашкову просьбу, чтобы в одном из этих сел открыли школу. И трижды приходил отказ. Тогда кто-то придумал, чтобы всякий, уходящий работать на нефтяные промыслы в Баку, присылал сколько мажет денег-на постройку школы. За восемь лет собрали нужную сумму. Живущий в Москве архитектор-армянин бесплатно составил проект здания. Строили школу — тоже безвозмездно — жители всех трех селений. И первые учителя, которые приехали из городов Закавказья, чтобы здесь работать, сначала не получали жалованья.
Бурунц и Сусанна
— Что же ты заранее так переживаешь? — сочувственно спросил Бурунц.- Тебя, может, по этому делу вовсе и не привлекут…
— Вот ты ничего и не понял, Степан,- с грустным удивлением проговорила женщина,- ничего ты не понял…
Она поднялась. Бурунц видел, что сейчас она уйдет. Может быть, и не скажет, зачем приходила. Виновато шепнул:
— Не сердись, если не так ответил…
— Разве суд мне страшен?-Женщина сурово покачала головой.- Тем более виновата я — во всяком случае, в ротозействе. Нет, мне надо, чтоб ни в одной душе подозрения на меня не осталось! Не ради должности, а чтобы верили мне…
Аспрам тихонько погладила ее по плечу:
— Вы успокойтесь.
Сусанна Ростомян отстранилась и кивком поблагодарила за угощение. Хозяева проводили ее через двор до калитки. У каменного забора она остановилась:
— Степан, обели меня перед людьми! Не могу так жить… Если что можешь — сделай!
На допросах Воронцов Ераносян крепко стоял на своем. Он — честный человек. Теперь об этом говорить неудобно, но это так. Разве следователь не помнит, что он вернул найденные на улице десять тысяч? Об этом в газетах писалось. Вот и надо подумать, каким образом такой человек превратился в жулика. Попал в колхоз «Заря», в компанию плохих людей,- и сгубили его, запутали. Он, как ишак, на своей спине таскал для других ценные грузы.
— Подбили меня, опутали,- твердил он.- Председательница взяла восемьдесят, бухгалтер пятьдесят с лишним, а в мой кулак только крохи со стола смахнули.
Следователь вместе с Бурунцем побывал дома у счетовода. В двух беленных известкой комнатах не было почти никакой мебели. Простой стол, облупленный, выцветший шифоньер, тахта с потертым дедовским паласом. На что же этот человек истратил похищенные деньги? Старший оперуполномоченный районного отдела милиции Вартанов выдвинул предположение, что у Воронцова где-нибудь, возможно, есть вторая семья. Но это вызвало только улыбку у людей, хорошо знавших счетовода. Он всегда был на глазах, выезжал не иначе, как по делам колхоза, и домой возвращался раньше срока.
Следователь все больше задумывался. Невозможно поверить навету на Сусанну Ростомян. С другой стороны, похоже, что Воронцов говорит правду.
Устроили очную ставку.
Бухгалтера Алексана и до этого несколько раз вызывали на допрос:
— В преступной халатности — виновен,- каялся он.- Доверился подлецу — виновен. Перед людьми за то, что не стоял на страже их копейки, как должность моя велит,- виновен и отвечу. А денег не брал!
Он стал пить еще больше прежнего. От друзей отмахивался: все равно к одному концу!… Пьяный приставал к знакомым: «Верите вы мне или нет?» Если отвечали: «Верим»,- старик начинал плакать: «Как же можно ве-рить мне, разя всех подвел?