Рассказы о капитане Бурунце
Шрифт:
— Ступай, дома меня жди!…
А Бурунц в это время шагал по переулку. Ругал себя: зачем отпустил мальчишку? Вдруг еще что случится — опасность какая-нибудь. Сунется парень выяснять, а его там прижмут… Но ведь и не пускать нельзя. Что сделаешь? Уж такая юность ему выпала. И, чтоб дальше среди людей по-человечески жить, очиститься надо. Что-то такое надо, чтоб люди по-новому его оценили. А если опасность-он сам должен преодолеть. Хотя, впрочем, ничего особенно уж худого
Привычно обходя в темноте лужи, Бурунц думал: пожалуй, надо было сказать парню, что известно — давно известно участковому уполномоченному,- с кем Норайр играл в карты и кто с ним расплачивался курами. Вот только, что куры с фермы, этого Бурунц не знал, да и Норайр, конечно, не знал. Надо было сказать… Что уж испытывать мальчишку — и так он весь трепещет, как воробышек в кулаке. И ведь как обиделся, что его заподозрили в воровстве! Это хорошо, что он обиделся, очень хорошо…
Немало еще придется с этим парнем повозиться, прежде чем из него человека сделаешь. А пока надо ждать выговора — и это самое меньшее! — за то, что не дал хода делу о пропавшей козе. Не сможет теперь начальник оставить без внимания рапорт. Первый будет выговор в жизни Бурунца…
Возле клуба горел свет — фонарь на столбе. Точнее это была электрическая лампочка в молочном плафоне. Но все почему-то называли ее фонарем.
При свете Бурунц увидел бабушку Сато и подошел к ней.
— Не нашли? — спросила бабка.
Она горестно зацокала языком. Ей-то хуже всего досталось. Словно детей у нее отняли — так уж она привыкла находиться среди курочек. А в этот раз пришла утром, зовет: «Цып, цып, цып»- а в птичнике ни звука. Хоть бы один петушок прокукарекал — уж так бы бабка обрадовалась…
Она могла говорить без умолку. Начать ей было легче, чем закончить. Бурунц перебил ее:
— А вот, бабушка, однажды ночью вы видели Норайра с курицей. Белой курицей с фермы. Так вы после этого проверяли свое хозяйство, верно?
Бабка заторопилась. Как же, пересчитывала! Три раза она пересчитывала, и все разный результат получался…
— Между тем можно было не пересчитывать,- загадочно проговорил Бурунц.- Ведь эти куры при вас, бабушка, в карты проигрывались.
Она сразу умолкла и со страхом взглянула на участкового уполномоченного.
— И прежде, бабушка, чем попасть к Норайру, они побывали в руках Размика, вашего племянника…
Бабка помертвела. Тяжело дыша, привалилась к столбу. Свет падал теперь на ее седые волосы и жалобно искривленное лицо,
— Не знала…- шепнула она.
— А надо бы знать! — Голос Бурунца прозвучал жестко и неприязненно.- Размик-то с вами живет. Вы его к себе взяли после смерти отца-матери.
Соглашаясь, бабка кивала головой и плакала.
— Единственный родной мне…- Бормоча, она все оглядывалась, как будто и теперь важно было, чтоб никто ее не услышал.- Я только потом узнала. Поздно я поняла, Степан… Когда поняла, то и про Норайра никому не сказала, что видела ночью с курицей… хотела
— Не очень-то вы молчали про Норайра! Как произошла кража, именно вы первая стали на него след наводить!
— Велели мне это, Степан. Размик велел…- Она подняла руки к голове и стала раскачиваться, дергая себя за волосы.- Да разве я думала, Степан, что до такого дойдет! — выкрикивала она в отчаянии.
Бурунц хотел задать ей еще какой-то вопрос, но в это время со стороны дороги послышался крик. Так еще никто и никогда не кричал в Урулике. И, бросив старуху, Бурунц побежал в темноту…
Все же Норайр плохо знал Дусю. Она не могла уйти домой. И, как только он исчез из виду, пошла за ним, стараясь остаться незамеченной. Это ей удалось, но Норайра она упустила. Теперь бродила от дома к дому, ступая по лужам. Вот где-то здесь он свернул в проулок…
Вдруг Дуся услышала голоса и остановилась под окном. Один голос определенно принадлежал Норайру, другого она что-то не узнавала.
Притаившись, она слушала.
— И на меня стали клепать, да?
За окном захохотали:
— Так ведь ясно было, что участковый тебя выручит! Ты пей, пей!
— И про Бурунца интересовались — когда он уезжает,- это чтобы в его отсутствие все обстроить?
— Пей! Тебя ведь отпустили, чего еще хочешь?
— Ловко вы все это… А кто с тобой на пару работал?
За окном опять послышался смех.
— А кур куда девали? Увезли?
Незнакомый голос насмешливо проговорил:
— Очень много хочешь знать…
Наступившее вслед за этим молчание испугало Дусю. Испугало больше, чем разговор, который она подслушивала. Она облегченно вздохнула, когда тот же голос прозвучал снова:
— Ты, похоже, долю свою хочешь? Тут твоей доли нету. Или, может, наколоть нас пришел? Так знаешь, что за это бывает?
— Нет, доля мне не нужна…
Опять — молчание.
— А ты сколько получишь?
— Все мое будет.
— Но мне интересно… Чтобы узнать, стоило ли вам меня опутывать?
Долгое время никто ничего не говорил.
— Смотри, парень, глаз выбью! — наконец услышала Дуся.
Возле самого окна сдержанный голос Норайра спокойно произнес:
— Бей!
Дуся все старалась заглянуть в окно. Ее голова была ниже подоконника. Сколько ни тянулась, ничего не выходило.
— Нет, я свою долю в другом месте нашел, не у вас. Выпьем!
— Выпьем!
Звон стекла. Значит, чокнулись стаканами. И зачем только Норик с ним пьет, с этим бандитом? Голос какой наглый… И вдруг Дуся поняла; ведь это Размик!
— А теперь ты пойдешь и сам все Бурунцу скажешь,- спокойно предложил Норайр.
— Что-что?
— Пойдешь и скажешь…
— А если нет?
— А нет, то я на вас докажу…
Дуся не успела дальше услышать. Почувствовала, что сейчас произойдет страшное, и крикнула. И сразу в доме погас свет, раздался стук. Кто-то тяжко застонал и что-то грохнуло. Задребезжало стекло. И, не помня себя от страха, она побежала по улице — по лужам,- крича во все горло.