Рассказы о литературном институте
Шрифт:
Иногда на меня накатывает, я остро ностальгирую по студенческим временам. Вспоминаю своих товарищей, общежитие, таксопарк и все с этим связанное. Тогда у меня болит сердце. Мне кажется, что чего-то я сделал не так и не то, что я мог бы совершить много хорошего, может быть, даже грандиозного. Впрочем, чувство неудовлетворенности свойственно каждому человеку. Как бы там ни было, а таксопарк пришелся как раз на ту пору, когда все мы были молоды и красивы и жизнь била из нас через край. И был праздник. А праздник должен быть всегда с нами. Если бы мне довелось повторить мой путь, наверное, все получилось бы точно так же.
Часть II
ОТТРУБИЛ
ВСЕ ПУТИ ТЕБЕ ОТКРЫТЫ!
(Десять лет спустя)
ПРОЗРЕНИЕ
Марина Пожарская, автор знаменитых порнографических романов и рассказов, пострадала — лишилась одновременно и кошелька, и паспорта. Только ключи от квартиры остались, где изданные и неизданные романы лежат.
Как лишилась? Да украли, конечно… Как же еще? Жалко, обидно до слез, а что поделаешь? Вор, в особенности карманник, в отличие от добропорядочных людей, никогда не дремлет, он всегда на посту. В кошельке, естественно, деньги были, и — немалые. В паспорте — ничего не было. Что в нем может быть? Он и сам по себе ценность великая — главное удостоверение личности. Без него нынче — никуда! Враз, как Сивку, укатают.
Как обнаружила Марина пропажу, так сразу впала в большое возмущение и негодавание… Никак она такой подлянки от народа не ожидала. Она им книжки умные сочиняет, а они свинью подкладывают. Да такое даже в дурном сне не приснится! Разозлилась она не на шутку да как закричит на всю улицу:
— Я — Марина Пожарская, автор знаменитых порнографических романов и рассказов! Как можно было меня обокрасть?
А прохожие глядят на нее в полном недоумении… «Что это, — думают, блин, за Марина такая, с чем ее едят?» И слыхом не слыхали. Про какую-то Маринину слыхали, а про эту Марину — нет.
А она пуще прежнего разоряется:
— Я — знаменитый автор! Вы что, не слышали?! Да я в Литинституте училась!
Жмут прохожие плечами в растерянности, руками разводят: нет, не слышали…
Тут уже и Марина в полном недоумении: вот оно что! Оказывается, никто ее не знает и знать не желает! Что за чудеса? Это уже не просто невежество, а черт знает что! Хотела она их пригвоздить к позорному столбу, но удержалась… Все-таки в Литинституте училась, а там культура на первом месте. Только так по этому поводу сильно разволновалась и разнервничалась, — не столько уже из-за пропажи, сколько от страшной обиды, что она — такая знаменитость, а никто о ней слыхом не слыхивал! — что случилось у нее в голове легкое затмение. Точнее — полный провал. Амнезия. Забыла Марина напрочь: кто она такая и откуда? Напрягает голову, тужится, как в родильном отделении, а вспомнить ничего не может! Один ветер, сквозняк в голове шурует… Что в таком случае делать? Конечно, только к людям обращаться, к кому же еще? Люди, они все подскажут. У нас человек человеку — друг, товарищ и брат.
Стала она тогда к прохожим бросаться, за руки их и за ноги хватать.
— Ой, подскажите, люди добрые, кто я такая есть на самом деле и как моя фамилия?
А люди ничего понять не могут, только диву даются и разбегаются в разные стороны… А она — нет, не отстает! Липнет, как банный лист: скажите да скажите? Уж давай тогда они от нее шарахаться, обходить и объезжать ее на крейсерской скорости… Что это, думают, такое с бабенкой, бешенство у нее, что ли?
До-о-лго провоевала она с ними, до вечера… А никто ничего путного ей так и не подсказал… Откуда же им знать-то, что она, Марина Пожарская, и есть автор знаменитых
А скоро и темнота из подворотен поползла, фонарики замигали… А она, бедная, все мечется по улице, кричит истошным голосом: кто я да кто я?
Тут в аккурат и подваливает к ней уважаемая милиция, с дубинами, с собакой на поводке… «Что это, — думает, — такое? Все уже давно по хатам сидят, чай-вино пьют, спать укладываются. А тут какая-то бабенка скачет, исполняет греческие танцы, брызжет темпераментом во все стороны».
Берут они ее ласково под локоток, спрашивают:
— Ты что это, бабочка, под фонарем вьешься, крылышками бяк-бяк-бяк делаешь, честным трудом не занимаешься, к гражданам пристаешь? Нет еще у нас такого закона, чтоб свободно к гражданам приставать.
А Марина обрадовалась, что родная милиция ее своим вниманием удостоила, милиция-то она — умная, все знает. Кинулась она им в объятия.
— Ой, скажите, добры молодцы, кто я такая есть на самом деле? — и для подсказки плащ распахивает… А под плащем у нее из одежды только ажурное черное белье надето. И есть на что его надеть. Всего — не мало. Она же мастер знаменитых порнографических сцен и сюжетов, марку-то держать надо.
— О-о-о, — сладко причмокнули милиционеры, — хороша Мальвина и вся экзотика при ней… — только никак нельзя с ней душевно пообщаться, они же на службе. А на службе — ни-ни, баловства ни грамма.
А Марина не отстает! Не привыкла она отступать! Бросается к ним со всей страстью и пылкостью:
— Да разгадайте же меня, расшифруйте, расколите, наконец, парни, — кто я такая? — а сама на милицейскую собаку ласково поглядывает… А собака у них — большая, страшная, милицейская, одним словом, — кобель.
Стала она вдруг в связи с собакой что-то важное для себя припоминать… Но подлянка-мысль несколько раз забрезжила в голове и погасла, как лампочка Ильича… Так и не вспыхнула во весь накал. А вспомнить Марина пыталась один персонаж свой… У нее героем-любовником в одном романе пес выступает: здоровый, черный — доберман.
А милиционеры уже и сами не рады, что к ней подошли. Слишком уж навязчивой дамой она оказалась. И, опять же, оставить ее никак нельзя, очень уж она себя распахнуто и восторженно ведет…
«Нет, — решили они, — так не пойдет. Культура — прежде всего. А бескультурию — бой».
— Давай-ка, — говорят ей, — Магдалина, прокатимся к нам в номера… Тут — недалеко.
Обрадовалась Марина, что хоть одни добрые люди нашлись, решили ее приютить и обогреть, залезла она к ним в машину — по-свойски, по-товарищески. А что стесняться-то? Все — свои ребята. Сидит — улыбается. А в машине у них — тепло, сухо и бензином пахнет.
Повезли они ее по городу, проветриться, чтоб голова от переживаний отошла… А она по сторонам поглядывает, с любимым городом заново знакомится и родные улицы припоминает… Вот неоновая вывеска «Фотография» мелькнула… Увидела она это название — словцо заковыристое, и разволновалась не на шутку… Завертелось у нее в голове другое словцо заковыристое, только кончиком одним завиляло, хвостом крысиным: «…ография… графия… фия…» Стали разные ассоциации наворачиваться… Вот-вот осенит ее, вспомнит она это словцо, вспыхнет оно, как пароль, у нее в голове, засияет ярко, во весь накал, как лампочка Ильича, и тогда она, наконец, и все остальное, и себя — вспомнит… А это ее любимое слово «порнография» крутится, мерцает и сверкает алмазными гранями в сознании, мучает, да никак форму и смысл обрести не может…