Рассказы о русском подвиге
Шрифт:
Тогда Суворов по поводу кареты и ее хозяина отдал такой приказ:
«У генерала князя Пирятина-Тамбовского позлащенную его карету взять.
Хозяину сидеть насупротив, смотреть вправо и молчать, ибо Суворов будет в
размышлении».
Прочитал Пирятин приказ, и сразу настроение у князя испортилось. Однако
приказ есть приказ, надобно повиноваться.
Сидит Пирятин в карете, держит голову, согласно приказу, повернутой
вправо, молчит. Молчит, а самого так и распирает.
заговорить с Суворовым. Просидел генерал молча минут десять и все же не
вытерпел:
— Александр Васильевич, вот я вам одну историю расскажу...
Однако Суворов гневно глянул на генерала, и тот приумолк. Просидел Пирятин
еще минут десять спокойно и чувствует, что больше не может. Не в силах болтун
сдержаться.
— Александр Васильевич, вот я вам...
Несколько раз Пирятин пытался заговорить с Суворовым. Кончилось тем, что
испортил он Суворову торжественный въезд в город и вконец разозлил
фельдмаршала.
«Вот уж болтун! Ну и болтун! — ужаснулся Суворов. — Упаси, господи, русскую
армию от таких генералов».
В тот же вечер Суворов отдал приказ отчислить князя Пирятина вместе с его
каретой из армии.
— И чего это он? — удивлялся Пирятин-Тамбовский. — Карету для него не
пожалел. Самые лучшие истории рассказать собирался. Не оценил. Не понял добра
фельдмаршал.
«КАК ДЕЛА У ВАС В ПАРИЖЕ?»
Поручик Козодубов во всем подражал французам. Манеры французские. Говорил
по-французски. Книги читал французские.
Особенно поручик любил болтать о Париже: и во что там народ одевается,
и что ест, и что пьет, и как время проводит. И все-то ему у французов
нравится. И все-то ему у русских нехорошо. И хотя сам Козодубов во Франции и
Париже ни разу не был, да получилось из его слов, что чуть ли он не рожден
в Париже, что вовсе и не русский он, а француз.
Прожужжал поручик своим товарищам о французах и о Париже все уши.
Вот как-то встретил Суворов Козодубова, взглянул, спрашивает:
— Как дела у вас в Париже? Что матушка и батюшка пишут?
— Так матушка у меня в Питере и батюшка в Питере, — ответил удивленный
поручик.
— Ах, прости, прости! — извинился Суворов. — Я-то думал, ты из
французских.
Ничего не понял поручик. По-прежнему нахваливает все французское, а русских
ругает.
Прошло несколько дней. Встретил снова Суворов поручика, опять с вопросом:
— Как дела у вас в Париже? Что матушка и батюшка пишут?
— Так, ваше сиятельство, я уже говорил, матушка у меня в Питере и
батюшка в Питере. А рожден я во Пскове.
— Ах, прости, прости старика, запамятовал.
Не может
Суворова: мол, стар фельдмаршал, мол, память уже никуда и речи порой непонятные,
странные.
Видит Суворов, что поручик и теперь ничего не понял.
Происходило это как раз во время войны с французами. Наступил перерыв
в боях. Предложили французы обменяться пленными офицерами. Суворов
согласился. Составили штабные офицеры списки.
Просмотрел Суворов.
— Тут не все, — говорит.
— Все, ваше сиятельство, — докладывают офицеры.
— Нет, не все, — повторяет фельдмаршал. — Тут еще один французишка не
указан...
Рассмеялись офицеры. Поняли шутку фельдмаршала. Рассказали поручику.
Бросился тот со всех ног к Суворову.
— Ваше сиятельство! — кричит. — Ваше сиятельство, ошибка! Русский я! Я же
вам говорил.
— Нет ошибки, — отвечает фельдмаршал. — Не русский ты.
— Русский, — утверждает поручик. — Русский. И матушка у меня русская и
батюшка русский. И фамилия у меня Козодубов. И во Пскове рожден.
— Мало что во Пскове рожден. Мало что матушка да батюшка русские, —
говорит Суворов. — Да ты-то не русский. Душа у тебя не русская.
Дошло наконец до неумной головы, в чем дело. Упал он на колени, просит
простить.
Подумал Суворов, сказал:
— Ладно, так уж и быть — оставайся. Только ступай с моих глаз долой. Иди
думай. Гордись, дурак, что ты россиянин!
ВСЮДУ ИЗВЕСТНЫ
Всю свою солдатскую жизнь Прошка провел в денщиках у Суворова.
Любил похвастать Прошка близостью к великому полководцу. Начинал так:
«Когда мы с фельдмаршалом бивали турок...» Или: «Когда мы бивали прусских...»
— Ну, а ты здесь при чем? — смеялись солдаты.
— Как — при чем! — обижался Прошка. — Как же без меня? Да если бы не я...
И Прошка не врал. Составляя планы сражений, Суворов любил
«посоветоваться» со своим денщиком.
— А как ты думаешь, Прошка, — спрашивал Суворов, — не заслать ли нам
драгун1 в тыл к неприятелю?
— Заслать, заслать, непременно заслать, — соглашался Прошка.
— А как ты думаешь, не направить ли нам генералу такому-то сикурс2.
— А как же — направить, непременно направить, — одобрял Прошка.
Не раз Прошка спасал Суворова от верной гибели. Неосторожен, отчаян
фельдмаршал. За ним нужен глаз да глаз. Неотступен Прошка — словно тень за
Суворовым. Поскользнулся фельдмаршал на пароме, ударился головой о бревно, камнем
пошел ко дну — Прошка, не мешкая, бросился в воду. Убило под Суворовым в