Рассказы Старого Матроса
Шрифт:
Кроме того, офицеры-подводники были демократичнее — заносчивые аристократы, свысока поглядывающие на «нижних чинов», предпочитали избавленную от повышенного риска службу на надводных кораблях, оставляя лодки энтузиастам. Другими были и матросы подплава — они были более грамотными, толковыми и развитыми. Теснота подводных лодок и малочисленность их экипажей не подразумевала наличия на борту лишних людей — все матросы-подводники были специалистами. Этим они выгодно отличались от многих своих товарищей с линкоров и крейсеров, для которых основным квалификационным критерием было умение выдерживать правильный зазор между шваброй и досками палубного настила.
В итоге общность риска и меньшая разница в интеллектуальном уровне привела к тому, что диких расправ над офицерами-подводниками
Благополучно завершив в марте 1918 года «Ледовый поход», «Пантера» всё лето того же года плавала в Ладожском озере, исполняя специфические поручения, и благодаря этому имела исправные механизмы и сплоченный и бодрый личный состав. Зимой 1918–1919 годов «Пантера» несколько раз выполняла разведывательные выходы в Балтику, к Ревелю, борясь со штормовой зимней погодой и возникающими неполадками. Последний поход в ту зиму лодка совершила в ночь с 15 на 16 января и в феврале стала на ремонт. К середине лета 1919 года ремонт был закончен (в основном благодаря усилиям экипажа), и «Пантера» вошла с состав ДОТа.
24 июля «Пантера» была послана в Копорский залив, где периодически появлялись английские и эстонские суда, базировавшиеся на Биорке. Там она встретила две английские подводные лодки, шедшие в надводном положении. Встреча закончилась вничью: англичане заметили на гладкой поверхности моря следы торпед, выпущенных Бахтиным, и уклонились от них, но и английская торпеда прошла мимо «Пантеры». После этого «Пантере» пришлось отрываться от преследования и преодолевать линии минных заграждений, чтобы вернуться в Кронштадт и пришвартоваться к борту старого крейсера «Память Азова», служившего базой подводных лодок.
Стоянка у борта «Памяти Азова» была далеко не безопасной: английские самолёты в июле-августе 1919 года постоянно совершали налёты на Кронштадт, проявляя повышенный интерес к тому углу гавани, где стояли подводные лодки. Бахтин перешёл к внешней стенке, и эта спасло «Пантеру»: в ночь на 18 августа в гавань Кронштадта ворвались английские торпедные катера, старый крейсер-плавбаза был торпедирован и затонул.
В конце августа ранним утром «Пантера» вышла в очередной боевой поход к Биорке. После шести часов хода под водой Бахтин обнаружил в перископ английский миноносец, направляющийся в Копорский залив. Условия для атаки были неблагоприятными — эсминец атаковать не стали.
Однако терпение командира «Пантеры» вскоре было вознаграждено: в девять вечера неподалёку от острова Сескар он увидел два английских эсминца, стоявших на якорях.
Прозвенел звонок боевой тревоги. Лодки типа «Барс» были безотсечными, и Бахтин хорошо видел, как подобрались все его матросы, стоявшие на боевых постах. Дистанция до кораблей противника быстро сокращалась, и когда до эсминцев осталось полмили…
— Носовые минные аппараты, товсь!
— Носовые минные аппараты — на товсь!
— Правый аппарат, пли!
И через полминуты:
— Левый — пли!
Рывок — лодку подкинуло вверх. Часть рубки выскочила из воды. Грохот сильного взрыва, а затем — серия взрывов меньшей мощности. Один из эсминцев, получив торпедное попадание в среднюю часть корпуса, тонул; второй открыл яростный огонь из всех орудий ныряющими снарядами. «Пантера» ушла на спасительную глубину, к полуночи добралась до линии минных заграждений и до утра отлеживалась на грунте. Утром осторожно, малым ходом, двинулись к Кронштадту — англичане преследовали лодку, в её поиске принимали участие девять миноносцев и несколько аэропланов. «Пантера» всплыла только возле самых сетевых заграждений кронштадской базы, пробыв под водой свыше тридцати часов (рекорд для лодок того времени).
В штабе Балтфлота уже знали о боевом успехе Бахтина. Жертвой «хищницы» стал новейший английский эскадренный миноносец «Виттория» водоизмещением 1365 тонн. Так
За потопление «Виттории» командир «Пантеры» первым из подводников Красного Флота был награждён орденом Красного Знамени, были награждены и другие участники этой атаки. В последующие годы Александр Бахтин командовал дивизионами подводных лодок на Балтике и Чёрном море, был профессором Военно-морской академии, преподавал на специальных курсах командного состава Военно-Морских Сил РККА. А затем…
В 1926 году он был арестован, лишён наград и осуждён по 58-й статье на пять лет с отбыванием наказания на Соловках. В 1927 году лагерь ему заменили ссылкой, а в 1929 году досрочно освободили по состоянию здоровья. Первый герой-подводник Красного Флота был тяжело болен и, вернувшись в Ленинград, прожил недолго: он умер в 1931 году в возрасте всего тридцати семи лет и был похоронен на Смоленском кладбище. Можно сказать, что ему «повезло» — его не расстреляли.
Дочь и сын Александра Николаевича умерли в 1942 году в блокадном Ленинграде, жена Ольга Петровна скончалась в 1963 голу. В 1956 году Бахтина реабилитировали — как водится, посмертно. В октябре 2006 года на Смоленском кладбище Петербурга в рамках губернаторской программы «100-летие подводного флота России» был открыт памятник Александру Бахтину, а чуть позднее на доме на Васильевском острове, где он жил со своей семьёй, установили мемориальную доску. Что ж, по заслугам и честь.
В России очень любят покойников — есть у нас такая национальная особенность.
Судьба вторая. Командир флота советского
Остров Западно-Березовый, расположенный у северного берега Финского залива, напротив небольшого городка Приморск, — место красивое и практически необитаемое. Мне довелось побывать на этом острове летом 1972 года, после окончания первого курса ЛВИМУ (Ленинградского Высшего инженерного морского училища имени адмирала Макарова — ныне, в свете новых веяний, названного академией). На Западно-Березовом существовало тогда что-то вроде летнего военно-спортивного лагеря, где курсанты «макаровки», перешедшие на второй курс, проходили шлюпочную практику и «курс молодого бойца» — автомат АКМ и прочее. И на этом острове я познакомился с человеком удивительной судьбы — с капитаном первого ранга Сергеем Прокофьевичем Лисиным.
Сергей Прокофьевич некоторое время тому назад был заведующим кафедрой военно-морской подготовки ЛВИМУ, но в семьдесят втором его уже сменил на этом посту капитан первого ранга Броневицкий, а Лисин остался офицером кафедры и читал будущим морякам факультативный курс истории военно-морского искусства. Именно этим он и занимался в то лето на острове Западно-Берёзовый.
Мне, восемнадцатилетнему парню, шестидесятитрёхлетний каперанг должен был бы казаться стариком, но — удивительное дело! — не казался. Сухощавый и поджарый, Лисин напоминал старого волка, сохранившего живость и стать. И очень выразительными были его глаза — в них горел огонёк, которому могли бы позавидовать очень многие мужчины лет на тридцать моложе Сергея Прокофьевича. Лисину довелось воевать ещё в Испании, где он был советником — помощником командира республиканской подводной лодки. Запомнилась мне фраза, сказанная им по-испански: «Диференто а ла попа!» («Дифферент на корму!»), и не мне одному запомнились его слова об испанских девушках, приветствовавших моряков с балконов Картахены. При этих словах глаза Лисина вспыхнули чертенячьим огнём, и я был полностью согласен с кем-то из моих однокашников, сказавшим: «Дедка Лисин наверняка не одной сеньорите сердце разбил». Уверен, что так оно и было — ведь даже в семьдесят втором женский персонал пищеблока посматривал на бравого каперанга с вполне определённым интересом.