Рассказы
Шрифт:
— О чем ты вообще… вообще говоришь? Реинкарнация?
— Нет. Статистика. Не может быть никакой «реинкарнации» — нет души, чтобы возродиться. Но в итоге — совершенно случайно — появится кто-то, кто будет воплощать все то, что определяет тебя.
Я не знаю, почему, но чем безумнее это все становится, тем бо'льшую надежду я ощущаю — как будто изощренная больная сила картеровских рассуждений может сделать его уязвимым в других отношениях.
Я говорю:
— Этого просто не может быть. Как кто-то может иметь мои
— Воспоминания ничего не значат. Твой опыт не определяет твою сущность. Случайные детали твоей жизни являются поверхностными, как и твой внешний вид. Они могут иметь форму того, чем ты являешься, — но не быть неотъемлемой частью твоей личности. Это ядро, глубокая абстракция.
— Душа по-другому…
— Нет.
Я неистово качаю головой. Нет ничего, чтобы угодить ему. Я слишком плохой актер, чтобы сделать аргумент убедительным — и тот лишь может купить мне немного больше времени.
— Ты думаешь, что я должен чувствовать себя лучше при мысли о смерти, потому что когда-нибудь в будущем у меня будут общие, абстрактные мысли с незнакомыми мне людьми?
— Ты говорил, что хочешь детей.
— Я лгал.
— Хорошо. Потому в этом нет смысла.
— И я должен чувствовать удовлетворение от мысли о ком-то, кто никакого отношения не имеет ко мне вообще, у которого нет каких-либо воспоминаний обо мне, нет чувства общности…
— Сколько у тебя общего теперь, с самим собой, когда тебе было пять лет?
— Не так много.
— Не думаешь ли ты, что там могут быть тысячи людей, которые бесконечно больше похожи на тебя, чем ты есть сейчас. Даже более того — больше, чем, когда ты был ребенком?
— Возможно. В некотором роде, может быть.
— А когда тебе было десять? Пятнадцать?
— В чем вопрос? Хорошо — люди меняются. Медленно. Незаметно.
Он кивает.
— Незаметно — точно! Но делает ли это каждого менее реальным? Кто проглотит эту ложь? Видеть жизнь тела, как жизнь одной личности — это иллюзия. Идея о том, что «ты» — все события, начиная от «твоего» рождения — ничто, кроме занимательной фантастики. Это не персона: это композит, мозаика.
Я пожимаю плечами.
— Возможно. Это все-таки ближе всего к… личности… что может быть у каждого.
— Но это не так! И это отвлекает нас от истины! — Картер говорит с воодушевлением, но без фанатизма. Мне показалось, что он начнет сейчас разглагольствовать — но вместо этого, он продолжил более спокойно, более разумно, чем когда-либо. — Я не говорю, что воспоминания не имеют никакого значения; конечно, имеют. Но есть часть тебя, которая от них не зависит — и эта часть будет жить снова. Однажды кто-то, где-то, будет думать как ты, действовать, как ты. Даже если это всего лишь на секунду или две — но эта личность будет тобой.
Я качаю головой. Я начинаю чувствовать себя немного ошеломленным от этой неумолимой «логики сновидений» — и в опасной близости от потери
Я категорически говорю:
— Это фуфло. Никто не может так думать.
— Ты ошибаешься. Я думаю. И ты сможешь — если захочешь.
— Ну, я не хочу.
— Я знаю, — это кажется абсурдным сейчас, — но я обещаю тебе, что имплант изменит все это. — Он рассеянно массирует свое правое предплечье. Его, должно быть свело от удерживания пистолета. — Ты можешь умереть боясь, или ты можешь умереть успокоенным. Это твой выбор.
Я сжимаю аппикатор в кулаке.
— Ты предлагаешь это всем своим жертвам?
— Не всем. Некоторым.
— И как много этим воспользовались?
— Пока еще ни один.
— Я не удивлен. Кто захочет умирать, обманывая сам себя?
— Ты сказал, что ты хочешь.
— Жить! Я сказал, что хочу жить, обманывая себя.
Я смахиваю мух с моего лица в сотый раз; они бесстрашно лезут снова. Картер в пяти метрах; если я сделаю шаг в его сторону, он выстрелит мне в голову без малейшего колебания. Я напрягаю свой слух, но не слышу ничего, кроме сверчков.
Использование импланта купит мне еще немного времени: четыре или пять минут, прежде чем он сработает.
Что мне терять?
Нежелание Картера, убивать меня, «непросвещенного»? В конце концов, это ничего не меняет, раз уже было тридцать три раза.
Мое желание остаться в живых? Может да, может нет. Изменения в моих взглядах на смерть говорят о моем небезразличии. Даже верующие в славную загробную жизнь, как известно, тяжело борются, чтобы отложить поездку.
Картер сказал мягко:
— Решайся. Я буду считать до десяти.
Шанс действительно умереть? Шанс цепляться за собственный страх и смятение до самого конца?
Да пошло оно все… Если я умру, то нет никакой разницы, как я встречу это. Это моя философия.
Я говорю:
— Не мешай.
Я толкаю аппликатор глубоко в мою правую ноздрю, и нажимаю на спусковой крючок. Чувствую слабую боль, когда имплант прокалывает мою носовую мембрану, направляясь к мозгу.
Картер восторженно смеется. Я чуть не присоединяюсь к нему. Из ниоткуда, у меня есть еще пять минут, чтобы спасти мою жизнь.
Я говорю:
— Хорошо, я сделал то, чего ты хотел. Но все, что я говорил раньше, остается в силе. Дай мне жить, и я сделаю тебя богатым. Миллион в год. По меньшей мере.
Он качает головой.
— Ты фантазируешь. Куда мне идти? Финн найдет меня через неделю.
— Тебе не нужно будет никуда идти. Я бы покинул страну — и я переводил бы деньги на твой орбитальный счет.
— Да? Даже если ты сделаешь это, какая польза от этих денег мне? Я не мог бы рисковать их тратить.