Рассказы

Харди Томас

Лиззи вернулась к калитке, у которой все еще стоял погруженный в раздумье Стокдэйл.

– Все сделано, я иду домой, - мягко сказала Лиззи.
– Я оставлю для вас дверь отворенной.

– Нет, не беспокойтесь, - ответил Стокдэйл.
– Я тоже иду.

Но ни он, ни она не сделали еще и шага, как до слуха их долетел приглушенный стук копыт, доносившийся, казалось, оттуда, где проселок соединялся с большой дорогой.

– Малость опоздали!
– торжествующе воскликнула Лиззи.

– Кто?

– Латимер со своим помощником - конная охрана. Зайдем-ка

лучше в дом.

Они вошли в дом, и Лиззи закрыла дверь на засов.

– Пожалуйста, мистер Стокдэйл, не зажигайте света.

– Я и не собирался.

– А я думала, вы, может быть, держите сторону короля, - произнесла Лиззи с еле ощутимым оттенком сарказма.

– Да, я держу его сторону, - сказал Стокдэйл.
– Но я люблю вас, Лиззи Ньюбери, вы это отлично знаете, и я хочу, чтобы вы знали также, если вам доселе то не было известно, что последнее время совесть моя сильно из-за вас страдает.

– Да, да, я знаю, - сказала она поспешно.
– Только не понимаю почему. Ах, мистер Стокдэйл, я вас не стою!

Конский топот как будто затих; Стокдэйл и Лиззи еще с минуту прислушивались, потом простились на ночь, едва соприкоснув пальцы в холодном рукопожатии, словно чужие. Они уже поднялись по лестнице, и каждый направился в свою комнату, как вдруг опять отчетливо послышался стук подков уже у самого дома.

Лиззи повернулась к окошечку на лестнице, чуть приоткрыла его и прильнула лицом к щели.

– Это Латимер, - шепнула она.
– Всегда разъезжает на белой лошади. Уж, казалось бы, самая неподходящая масть!

Стокдэйл заглянул в щель и увидел белого коня, шагавшего мимо дома. Но акцизники не отъехали и десятка шагов, как Латимер придержал поводья и что-то сказал своему спутнику - ни Стокдэйл, ни Лиззи слов разобрать не смогли. Вскоре, однако, стало и так ясно, о чем шла речь, ибо второй всадник тоже остановился, и, круто повернув коней, оба они осторожно двинулись в обратном направлении. Вновь поравнявшись с садом миссис Ньюбери, Латимер спешился, и тот, кто ехал рядом с ним на темной лошади, последовал его примеру.

Лиззи и Стокдэйл, стараясь как можно лучше все расслышать и разглядеть сквозь щель приоткрытой рамы, естественно, сблизили головы; и случилось так, что щеки их соприкоснулись. Оба продолжали стоять, как будто и не заметив этого любопытного явления, и постепенно щеки, вместо того чтобы отдалиться, еще теснее прижались одна к другой.

Слышно было, как акцизники принюхиваются, словно гончие, шумно втягивая воздух; они медленно шли по дороге, пока не добрались до места, где расклепался бочонок. Тут они остановились как вкопанные.

– Ага, вот где здорово пахнет!
– сказал подручный Латимера.
– Постучать в дверь, что ли?

– Нет, не стоит, - сказал Латимер.
– Может, это только приманка, чтобы сбить нас со следа. Не станут они расплескивать вино там, где его прячут. Я уж видал такие уловки.

– Все ж таки хоть сколько-нибудь бочонков здесь проносили.

– Да, пожалуй, - проговорил Латимер, раздумывая.
– Если только все это не проделано для того, чтобы

сбить нас с толку. Сдается мне, сейчас надо ехать домой и никому ни слова, а рано утром явимся сюда опять, но уже не одни, а с подмогой. Где-то здесь у них склад, это я доподлинно знаю, но что поделаешь в такой тьме? Сейчас проедемся по деревне, проверим, все ли спят, и если везде тихо, мы так и сделаем, как я сказал.

Стоявшие у окна слышали, как всадники не спеша проехали всю деревенскую улицу, которая в конце заворачивала и выходила на проезжую дорогу, - туда-то акцизники и направились, и топот коней постепенно смолк в отдалении.

– Что же теперь делать?
– спросил Стокдэйл, отходя от окна.

Лиззи поняла, что он имеет в виду обыск, который акцизники намеревались произвести в деревне, и что сказал он это для того, чтобы отвлечь ее внимание от мимолетной нежной сцены возле окна, - сам он, видно, предпочитал думать, что это было только в мечтах, а не на самом деле.

– Да ничего не надо делать, - ответила Лиззи, как можно спокойнее, стараясь скрыть разочарование, вызванное его сухим тоном.
– Такие переполохи у нас не в диковину. Вы бы тоже не боялись, если бы знали, до чего эти акцизники глупы. Только подумать: разъезжают верхом по всей деревне! Если поднимать такой шум, так уж конечно никого не увидишь! А сойти с лошадей боятся - чего доброго, наши парни схватят их обоих да привяжут к воротам, как уже бывало. Спокойной ночи, мистер Стокдэйл.

Она закрыла окно и ушла к себе в комнату и там уронила слезу, но не оттого, что ее беспокоила бдительность акцизников.

VI

ВЕЛИКИЕ ПОИСКИ В НЕЗЕР-МОЙНТОНЕ

Стокдэйла так разволновали ночные события, а также возникший в его душе конфликт между совестью и любовью, что он не заснул и даже не задремал и весь остаток ночи бодрствовал, словно днем. Как только забрезжил серый рассвет и в комнате стали различимы наиболее светлые предметы, Стокдэйл встал, оделся и вышел через сад на дорогу.

Деревня уже пробудилась. Кто-то из контрабандистов слышал ночью знакомый топот лошади Латимера, и они уже рассказали об этом остальным грузчикам и Оулету. Беспокоились они только за те бочонки, которые были спрятаны на колокольне, и после краткого совещания на углу возле мельницы решили, что надо сейчас же, пока еще не совсем рассвело, извлечь их оттуда и спрятать в гуще двойного ряда кустов, ограждавших соседнее поле. Однако контрабандисты еще не успели ничего привести в исполнение, как с дороги послышался топот шагов.

– А, черт бы их побрал - это они, тут как тут, - сказал Оулет. Он уже пустил воду, и мельница работала. Сам он, весь в муке, стоял подле дверей, всем своим видом показывая, что его внимание целиком поглощено тем, что происходит внутри подрагивающих стен мельницы.

Те, с кем он только что совещался, разошлись и занялись каждый своим делом, и к тому времени, когда акцизники, во главе целого отряда нанятых помощников, приблизились к перекрестку, где стояли дом миссис Ньюбери и мельница Оулета, деревня приняла свой всегдашний утренний деловой вид.