Рассказы
Шрифт:
Джаффар немного поразмыслил над найденным обрывком сценария, сунул его в карман и присел прямо на пол. Откуда-то снизу до него доносились отголоски семейной сцены:
– Опять пару схлопотал! – рокотал солидный сердитый бас.
– Не пару, а кол! – огрызнулся мальчишеский дискант. Послышался возглас, звук падения крупного тела и шлепок, сопровождаемый хныканьем.
– Чему тебя только в школе учат? – произнес наконец женский голос.– Сколько раз тебе говорить, что это неприличное слово… Ну, кто теперь будет папу откачивать?
И тут Харири осенило. С криком «Эврика!» он понесся по коридору.
…Директор оказался обаятельным мужчиной
– В один прекрасный день… Простите, в одну прекрасную ночь в пыльных закоулках филиала заурядной киностудии появился вампир. То ли ему осточертели родные кладбищенские кипарисы, то ли в нем проснулась неодолимая тяга к искусству – но, так или иначе, результатом блужданий бедного упыря стал труп встреченного продюсера, оставшийся в одном из переходов с традиционным следом клыков под ухом. Весь день несчастный вампир не находил себе места, а в шесть часов вечера помчался в памятный переход. Там его поджидал восставший из гроба продюсер.
После недолгого обсуждения вариантов нового сценария они разошлись по съемочным площадкам. На следующую ночь к ним присоединилась местная примадонна, которую не портили даже удлинившиеся зубки, и оператор. Через две недели студия «Триллер Филм Инкорпорейтед» приступила к съемкам.
Гримироваться теперь приходилось не перед кинопробами, а после
– если кто-нибудь хотел сходить, к примеру, на дискотеку. Проблема массовок решилась сама собой – кладбище было за углом, и толпы статистов в белых саванах лазили прямо через забор.
Впрочем, немногие сохранившиеся на студии люди, особенно вечно пьяный сторож, кусать которого было просто противно, отнеслись к ситуации философски. Кое-кто даже добровольно соглашался на укус
– правда, только после свадьбы…
Итак, смешанный коллектив студии с энтузиазмом взялся за дело. Первая же лента «Вампир во время чумы» добавила шесть нулей к банковскому счету, а сериал «Кровь с молоком»…
– Достаточно, мистер Харири,– директор снова улыбнулся, обнажив на этот раз все тридцать восемь зубов, не считая четырех рабочих резцов.– Я надеюсь, вы ограничитесь этим. Уважая ваш интеллект, а также фантазию, я думаю, что такой доклад все-таки не поступит в прокуратуру округа, не обладающую вашими умственными способностями. Вы меня понимаете? Кроме того, в противном случае я гарантирую вам со своей стороны весьма крупные неприятности… Не стоит лезть в бутылку, мистер Харири.
– Почему? – недоуменно спросил Джафар Муххамад Ибрагим Аль-Харири бену-Зияд, стремительно уменьшаясь в размерах и прыгая в стоявшую на столе пустую бутылку из-под джина. Звякнула завинчивающаяся пробка, бутылка вылетела в окно, сделала круг и взяла курс на Саудовскую Аравию.
Nevermore
«И очнувшись от печали,
Улыбнулся я вначале,
Видя важность черной птицы,
Чопорный ее задор.
Я сказал: «Твой вид задорен,
Твой хохол облезлый черен,
О зловещий древний ворон,
Там, где мрак Плутон простер,
Как ты гордо назывался
Там, где мрак Плутон простер?»
Каркнул ворон: «Nevermore».
…Мертвые серые волны набегали на мертвый оплавленный песок и с точностью метронома откатывались обратно, туда,
В первые дни трупов было так много, что ошалевшие от счастья вороны устроили себе роскошное пиршество. Из-за радиации воздух был почти стерилен, и птичья толкотня растянулась на недели, потом – на месяцы… Процесс разложения шел медленно, и когда многие из стаи лысели и умирали посреди гама и хлопанья крыльев – их тела оставались нерасклеванными. Крылатые собратья из более удачливых – они предпочитали человечину.
Постепенно вороны заметили, в каких местах их подстерегает невидимая смерть, и больше не залетали туда. Еды со временем оставалось все меньше, все труднее становилось отыскать не тронутые гнилью и клювами тела; а о том, чтобы поймать крысу, вообще не могло быть и речи. В первые дни после Конца крысам, вопреки всем прогнозам, почему-то повезло гораздо меньше, чем воронам. Угрюмые птицы копались в развалинах, перелетали с места на место, разгребая легкий шуршащий пепел; и никто не хотел понять, что времена сытости канули в небытие…
…Ворона сидела на берегу и ждала. Море нередко выбрасывало на берег что-нибудь съедобное: раздавленную морскую звезду, краба, сварившегося в собственном панцире, фиолетовую медузу… Ворона была голодна и сердито косила налитым кровью глазом на грязную пену прибоя. Ничего. Плохая эпоха. Особенно плохая после недавнего, чуть тронутого огнем изобилия… Ворона хрипло каркнула, и в скрежете ее горла на миг проступило забытое слово навек ушедшей расы. Чужой расы. Вкусной и обильной. И теперь никогда больше… Никогда.
Очередная волна с безразличным шелестом лизнула сырой песок берега и откатилась, подобно всем предыдущим, оставив после себя серые опадающие хлопья и некий предмет, совершенно неуместный на унылом однообразии побережья. Съедобность предмета была весьма сомнительной – и все же ворона заковыляла к бугорку медленно оседавшей пены, из которого выглядывало что-то темное и блестящее…
На песке лежала старинная пузатая бутылка зеленого стекла, надежно заткнутая просмоленной пробкой. Ворона покосилась на пробку сначала одним глазом, потом другим… Наконец природное любопытство взяло верх. Птица осторожно клюнула пробку. И еще раз – уже увереннее… Когда черной взломщице удалось пробиться сквозь слой окаменевшей смолы, дело пошло быстрее: трухлявое дерево легко крошилось под ударами крепкого клюва. Ну вот, еще разок, и еще, и…
Испуганная ворона едва успела отскочить в сторону. Желто-бурый дым, рванувшийся из бутылочного горлышка, облаком поднялся вверх и сгустился, образовав обнаженную многометровую фигуру с разметавшейся агатовой гривой и бронзовой кожей.
– Слушаю и повинуюсь! – прогремел над мертвым берегом низкий голос гиганта.
Тишина была ему ответом. Только шорох серых волн, только тоскливый свист ветра.
Джинн поежился.
– Где ты, о повелитель, освободивший меня?! Что прикажешь: разрушить город или построить дворец?..