Рассказы

Моррисон Уильям

Он немного поколебался.

— Некоторые… ну, частицы, нужные для моих исследований, постоянно стремятся к освобождению. Я могу держать их под определённым контролем лишь при помощи электростатических сил, генерируемых вот здесь, — и он взмахнул штукой, похожей на тостер на палке. — Назначение же их… Вот, посмотри!

Эль Греко начал возиться с мерцающими стеклянными приборами на одном из столов, а я наблюдал за ним, признаюсь, с некоторой долей подозрения.

— Что ты там делаешь, Грек? — спросил я

довольно грубо.

Он оглянулся на меня. Тут я с удивлением обнаружил, что подозрение было обоюдным; он хмурился и медлил в нерешительности. Наконец он тряхнул головой.

— Нет! — сказал он. — На минуту я… Но ведь я могу доверять тебе? Могу? Тебе, который хранил мою тайну десять долгих лет!

— Ещё бы, — сказал я.

— Ну, ладно.

Он перелил воду из мензурки в трубку, изогнутую подковой и открытую с обоих концов.

— Смотри сюда, — сказал он. — Ты ещё помнишь хоть что-нибудь из курса физики, который нам читали в колледже?

— Да уж так получилось, что мне было некогда освежать…

— Тем лучше, тем лучше, — сказал он. — Значит, ты не сумеешь ничего украсть.

У меня даже дух захватило:

— Слушай-ка!..

— Не обижайся, Вирджи, — сказал он настойчиво. — Но ведь это — миллиард долларов. Впрочем, ерунда. Когда дойдёт до дела, то знай ты даже столько, сколько все наши дураки профессора вместе взятые, это всё равно не помогло бы тебе ничего украсть.

Он потряс головой, рассеянно улыбнулся и снова занялся своими мерцающими приборами. Сказать по правде, я весь кипел. С меня довольно! У него не было ни малейших оснований ставить мою честность под сомнение. Я и не помышлял использовать положение в ущерб ему, но раз так, то…

Он сам напрашивался на это! Буквально напрашивался.

Грек отрывисто постучал по изогнутой трубке стеклянной палочкой-мешалкой, требуя моего внимания.

— Я смотрю, — сказал я самым дружеским тоном, потому что благодаря ему я уже твёрдо знал, что буду делать.

— Прекрасно, — сказал он. — Итак, знаешь ли ты, чем я занимаюсь на этой фабрике?

— Ну… производишь удобрения… Так написано на вывеске.

— Ха! Ну нет! — сказал он. — Это просто ширма. Я разделяю оптические изомеры — вот что я делаю.

— И очень хорошо! — горячо поддакнул я. — Рад это слышать, Грек.

— Заткнись! — неожиданно прикрикнул он. — Ты же не имеешь ни малейшего представления о том, что такое оптический изомер, и сам это знаешь. Но попробуй немножко подумать. Это не физика, это — органическая химия. Есть такие соединения, которые существуют в двух видах, на первый взгляд идентичных во всех отношениях, кроме того, что одно представляет собой зеркальное отражение другого. Как перчатки на правую и левую руку: каждая из них есть другая, вывернутая наизнанку. Ты всё понял?

— Конечно, — сказал я.

Он задумчиво посмотрел

на меня, потом пожал плечами.

— Ну, неважно. Так вот, их называют d- и l-изомерами; от латинского dextro и leva, правый и левый. И хотя они идентичны во всём, кроме того, что являются зеркальными отражениями друг друга, иногда оказывается, что один изомер гораздо более ценен, чем другой.

— Это мне понятно, — сказал я.

— Я так и предполагал. Изомеры эти можно разделить, но это дорогой процесс. А вот мой способ дешёв. Мой способ быстр и прост. Я использую демонов.

— Послушай, Грек! Это уж чересчур.

Он сказал скучным голосом:

— Не разговаривай, Вирджи. Просто слушай. Меньше устанешь. Но имей в виду, что то, о чём я сказал, это лишь самое пустяковое применение моего открытия. Так же просто я мог бы использовать его для отделения урана-235 от урана-238. Собственно говоря, я уже… — Он оборвал фразу, наклонил голову набок, искоса взглянул на меня и дал задний ход.

— Ну, это неважно. Тебе известно, что такое демон Максвелла?

— Нет.

— Молодец, Вирджи! Молодец! — одобрительно сказал он. — Я знал, что стоит мне только подождать, и я вытяну из тебя правду. («Опять двусмысленное замечание», — подумал я.) — Но ты, разумеется, знаешь второй закон термодинамики?

— Разумеется!

— Я ждал от тебя именно такого ответа, — сказал он невозмутимо. — В таком случае тебе известно, что если ты, например, положишь кубик льда в стакан с тёплой водой, то лёд растает, вода охладится и в стакане не окажется льда, но зато температура воды понизится. Правильно? И это необратимый процесс. То есть ты не можешь взять стакан холодной воды и — раз, два, три! — получить отдельно тёплую воду и лёд. Верно?

— Естественно, — сказал я. — Боже ты мой! Я хочу сказать, что это глупо.

— Очень глупо, — согласился он. — Итак, ты это знаешь? Ну, так смотри.

Он не сказал «раз, два, три!», но подкрутил что-то в одном из своих приборов.

Раздался слабый свист, что-то забулькало, затрещало, как трещат крупные искры, пробегая между раздвинутыми электродами в каком-нибудь фильме ужасов.

От воды пошёл лёгкий пар.

Но только у одного конца трубки! С этого конца шёл пар, а в другом конце был… был…

Там был лёд! Сначала тонкая корочка, потом она стала толще, а у другого открытого конца изогнутой трубки вода неистово забурлила. Лёд на одном конце — пар на другом!

Глупо?

Но я же видел это своими глазами!

Впрочем, в тот момент я не знал, что ничего другого не увижу.

Случилось же это потому, что в эту минуту в лабораторию, пыхтя, спустился Толстяк Детвэйлер.

— А, Грек, — прохрипел он с порога. — А, Вирджи! Я хотел поговорить с тобой до своего отъезда.