Рассказы
Шрифт:
— Да ну вас! Только злите! Поздравляйте уж дальше.
Все уселись и стали о чем-то разговаривать. Про Вадика как будто забыли.
— Ну, что у вас? — крикнул он опять.
— Все поздравляем! Ты сиди!
Потом Вовка стукнул по рукам маленького Юрика, и тот, кажется, заплакал.
— Чего он? — спросил Вадик.
— Пусть не ест раньше всех. Все терпят!
Потом Оля встала на стульчик, подняла лицо к Вадику и стала открывать и закрывать рот.
— Вовка, чего она?
— Стихотворение говорила!
— А-а. Больно надо!
Ребята
— Вручаем подарки! Слышишь? Приготовься!
Вадик заерзал на подоконнике. Вот так день рождения. Хорошая вещь! А Вовка уже кричал внизу:
— Подарок номер один! От меня! Автоматический пистолет!
С целой лентой пистонов! — и выстрелил вверх раз пять подряд.
— Хорошо, — сказал Вадик неспокойно. — А как же я? Кидай в окно!
— Стекло разобью! Потерпи! — он выстрелил еще. Потом пистолет взял Юрик, потом Юриков брат.
— Ну как же я? — крикнул Вадик.
Никто не обращал на него внимания. Все стреляли из пистолета. Наконец Вовка прокричал:
— Подарок номер два! От Оли! Слоник из губки! Или губка из слоника?
— Больно надо, — сказал Вадик, но никто не услышал. Все мяли поролонового слоника.
— Ну, что еще? — крикнул Вадик.
— Все! — ответил Вовка. — Начинается пир!
Все уселись за столик и стали есть сладости. «Ну и пусть, — подумал Вадик. — А мне и лучше. Сейчас достану из буфета что-нибудь и тоже съем». Но в буфете ничего не оказалось. Мама все положила в пакеты. Все им. Вадик снова влез на подоконник.
— Вы чего там едите?
— А-а?!
— Едите чего?
— Все едим, чего дали-и!
— Я зефир люблю! — не выдержал Вадик.
— Мы тоже любим! — неслось со двора.
Вот так день рождения! Под деревом. Хорошая вещь!
Двоюродная сестра
Люська — это моя двоюродная сестра. Вот другим так попадают хорошие сестры, и родные и двоюродные. Я знаю. Но только не мне.
Она как придет к нам, так начинает говорить, говорить, я даже слова сказать не успею. И всегда ей надо перерыть все игрушки и переставить по-своему.
Один раз она повесила мой автомат вверх ногами на шею и ходила весь вечер. Говорила, что так он лучше стреляет. Или вот: почему она всегда доктор, когда мы играем, а я больной? Даже на 8-е Марта я был больным. А я хотел поздравить женщин, стихотворение выучил. Пришли к нам гости, все хорошо так было, весело. Двух тетенек я поздравил. Потом вдруг пришла она. Опять говорила, говорила со всеми гостями и стихи, и не стихи им рассказывала. Наконец моя мама сказала:
— Спасибо, Люсенька. Иди теперь с Мишей играй, — и проводила нас в другую комнату.
Тут Люська сразу ко мне:
— Ну ложись, ты больной.
— Почему же, — спрашиваю, — я опять больной? Теперь я доктор.
— Ну что ты — доктор! Ты же командир раненый. Ты кровью затекаешь…
— Да не затекаю, а истекаю.
— Ну истекаешь. Сам же говоришь — истекаешь.
— Нет уж. Я в прошлый раз истекал. Теперь — ты.
— Как я? В мой праздник?
Фу ты, тоже женщина! Пришлось лечь на диван. Люська завязала мне голову полотенцем, сунула карандаш под мышку. Потом накрыла байковым одеялом и ушла к гостям. Я полежал, полежал — скучно.
— Люська! — кричу. — Иди, я поправляюсь! Я уже сел.
— Да что ты! — закричала она на всю комнату. — Лежи, лежи!
Потом вынула карандаш у меня из-под мышки, посмотрела и говорит испуганно:
— Лежи, у тебя температура красная.
Я прямо фыркнул:
— Это карандаш красный, какая тебе температура. Температура не бывает красной.
— Бывает. Что ты споришь? Ты же не доктор.
— Сними, — говорю, — одеяло! Я уж вспотел.
Тут Люська как захохочет:
— Это ты-то вспотел? Тебе хорошо тут лежать. Это я вот вспотела, меня твой папа кувыркал на тахте.
И начала обмахивать лицо своим прозрачным фартуком. Тут я совсем разозлился и сбросил одеяло. Люська ахнула, как будто я разбил чашку.
— А воспаление легких?
— Хватит!
До того уж докувыркалась, даже забыла, что я командир раненый.
— Ну ладно. До половины укройся. Будет воспаление живота. — И завернула меня, как младенца.
Я опять лежал. А за дверью гости смеялись, наверно, это дядя Петя фокусы показывал. Потом раздался звонок — и пришла тетя Шура. Самая родная тетя. Я слышал, что Люська стала ее поздравлять и говорить мое стихотворение, которое я приготовил сам ей сказать. Тут я не вытерпел и вскочил. В это время папа показался в дверях. Я только хотел с ним выйти в столовую, а Люська как закричит:
— Дядя Толя, посмотрите, он встает, а у него температура красная!
— Какая? — сказал папа. — Красная? Ну раз красная, надо лежать. Долго, брат, лежать.
Он поднял Люську на руки и понес. Потом она прибегала с куском вафельного торта и сказала, что мне его нельзя есть из-за воспаления живота.
Всем было весело, а я лежал один с этой дурацкой красной температурой. Лежал, лежал, а потом подумал: «Раз так, раз и папа такой, то пусть я лежу. И даже вовсе умру. Не трудно». Я начал стараться умереть, стал потихоньку дышать и ни о чем не думать.
Сначала гости разговаривали, смеялись, а потом стало тихо. Я подумал: «Что это? Правда тихо или я уже умер?» Но тут как раз хорошо услышал, как мама сказала:
— Никто из ребят не умеет с ним так играть, как Люся. Всегда только шум и драка. А с ней его и не слышно было. Недаром он ее любит, свою сестру.
Оказалось, что уже поздно и гости давно ушли. И даже она, эта моя двоюродная сестра.
Витина победа
Витя — мальчик застенчивый. Надо ему попросить что-нибудь или просто спросить, а он стесняется. Долго, долго собирается и не может решиться. А если человек незнакомый, то и совсем не спросит.