Рассказы
Шрифт:
"Был я, видимо, в этом салоне, – рассказывал дед Степаныч мужикам, сидя на крыльце сельсовета. – До отхода поезда ишшо цельный час. Дай, думаю, зайду. Там на бамажке написано: фантастика, ужасы, карате, еротика. Взрослым – тыща рублей. Детям – девятьсот.
Я говорю билетерше:
– Один детский. На еротику.
Ну, значить, захожу. Парень какой-то мне говорит:
– А, дед, на парнуху пришёл?
– Нет, – говорю. – Парнуху мне бабка смотреть запретила. Тока – еротику.
– А ты хоть знаешь, чем они отличаются? –
– Ну, – говорю, – парнуха – это, навроде, как наша парилка. От её в пот сразу бросает.
Он говорит:
– Нет. Парнуха – это когда у тебя аппарат фунциклирует. А еротика – когда уже нет.
– А, – говорю, – значить, у их там наверху в аппарате сплошная еротика.
В обчем, включил этот парень телявизер. Я говорю:
– Это уже парнуха? Али ишшо еротика?
Он говорит:
– Это ишшо фантастика. Предвыборная программа кандидатов в депутаты.
Потом он какую-то кнопку на телявизере нажал – и тут такое началось! Я говорю:
– Это уже парнуха? Али ишшо еротика?
Он говорит:
– Это ишшо фильм ужасов. Программа «Вести». Очередь за дохтурской колбасой.
Причем настоящие ужасы начинаются после того, как эту дохтурскую колбасу съешь. После нее дохтура надо вызывать. Хирурга.
Ну, а потом карате началось. Там японец с китайцем махаются. Пригляделси я повнимательней – а это не карате, а тыквандо. Потому как они друг друга по тыкве всё тыкают.
Я говорю:
– А который из их японец, а который китаец?
Он говорит:
– Да они оба русские. Просто косые. Это ж наша больница для алкашей.
И, представляете, братцы, прыгают вокруг стакана со спиртом и кричат по-японски: «Я! Я! Нет – я!»
И тут, наконец, включили то, что обещали: мужики друг с дружкой цалуются.
Я говорю:
– Ну, уж это точно парнуха!
А он говорит:
– Нет. Это министр иностранных дел встречает делегацию Великого монгольского хурала.
Ну, дальше я париться в этом салоне не стал. Поднялси. Парень мне говорит:
– Погоди, дед. Ишшо девки раздеваться будут. Стричьптиц – называется.
Я говорю:
– Нетушки! Мне моя старуха скока раз этот стричьптиц показывала: курицу возьмет, пострижет, а то ишшо яйцо возьмет, облупит…
Не, мужики, теперь в город поеду – тока на игровые автоматы пойду. Опосля расскажу. Если в живых останусь!"
Маленький врач и маленький больной.
К маленькому врачу пришёл маленький больной.
– Что болит? – спросил врач.
– Ничего, – ответил больной.
Врач взял молоток и ударил больного по коленке.
– Так больно?
– Больно! – ответил больной.
– А по локтю?
– Больно! – ответил больной.
– А по ребру?
– Больно! – ответил больной.
– А по спине?
– Больно! – ответил больной.
– А по башке?
– Спасибо! –
И пошел домой.
Воспоминания ветерана революции, войны, труда и перестройки.
Сталина я знал хорошо. Часто с ним встречался. Бывало, встречу его в газете и сразу говорю жене: «Знаешь, кто это? Это – Сталин!»
Она говорит: «Сам ты – Сталин! Это же – Молотов. На своих похоронах».
Но так я ошибся только несколько раз. Когда фото печатали не в полный рост, а лишь по колено. А тогда меня ещё подпись сбила: «Сталин со своей матерью». Я и подумал: «Какой же это Сталин, если „Мать“ написал Горький! Антон Павлович».
Знал я и Жданова. Жданов – это его псевдоним. А настоящая его фамилия была Мариуполь. Девичья фамилия Свердлова – Екатеринбург. А фамилия Ломоносова – Ораниенбаум.
А вот с Берией я не встречался. И это хорошо. Встретился бы я с Берией – больше бы никогда его не увидел. Я такой. Если мне кто сегодня не нравится – Керенский там или Котовский – я сразу к нему подхожу и вырубаю его из телевизора!
А Берия – это, оказывается, тоже псевдоним. Настоящая его фамилия была Ежов. А настоящая фамилия Ежова – Ягода. А Ягоды – Дзержинский. А Дзержинского – Бенкендорф. А настоящая фамилия Бенкендорфа – ЦРУ. Сокращенно – ЦСКА. Центральная Спортивная Кузница Америки.
Знал я и Хрущева. Бывало, встречу его на улице на стенке – и сразу говорю жене, хорошенько прежде подумав: «Это – Хрущев. Или – Подгорный. В крайнем случае – Ломоносов». Она говорит: «Какой же это Ломоносов, если у него на пиджаке орден Ленина присобачен?!»
Я говорю: «Тогда спорим на рубль, что это – Громыко. Арвид Янович».
Она говорит: «Какой же это, к чёрту, Громыко, если у него – парик! Как у Ломоносова».
Тогда читаю подпись под фотографией: «Кавалер ордена Ленина, работница ликеро-водочного завода им. Мусоргского у бюста Ленина. Ленин справа. Такой молодой».
А вот Брежнева я не только знал, но и лично слушал Леонида Ильича по радио, смотрел по телевизору, читал о нем в одной газете. Многие тогда не понимали, почему речи у Брежнева были такие длинные, а произносил он всего два слова: вступительное и заключительное, которые отличались друг от друга только названием. И ещё многие не понимали, почему он говорил всегда одно и то же, а бумажки ему писали каждый раз новые. А я сразу догадался: это он все наизусть читал, а в бумажках ему другое писали, для развлечения: стихи там какие-нибудь или прозу юмористическую, чтобы он не заснул на трибуне. Теперь понимаете, почему он ни одно слово не мог произнести сразу, в один прием, а произносил его по частям, с перерывами на вдох, выдох, глотание, сморкание и покашливание. Он же про себя совсем другое читал. Поэтому вдруг смеялся в том месте, где нам грустно было.