Рассказы
Шрифт:
– Бонжур, мсье! – приветствовал его швейцар.
– Я здесь живу. Вы можете мне помочь?
– с особым выражением произнес Вова, чувствуя, как краснеет.
– Конечно, мсье, - заиграл догадливой улыбкой швейцар, ухватив намек с полуслова.
– Вы правильно поняли! – подхватил догадливую улыбку Вова и тут же успокоился.
– Мсье желает?..
– поощрительно улыбнулся швейцар.
– Что-нибудь худенькое, беленькое и чистенькое из местных…
– Может быть, две?
«Какие к черту две! Тут с одной дай бог управиться!»
– Нет,
– Ваш номер? – склонился к нему швейцар.
– 322.
– И к какому часу?
– К восьми, пожалуйста.
– Мсье прекрасно говорит по-французски, - похвалил швейцар, подтверждая сделку.
– Мсье - потомок французского офицера армии Наполеона, родом из России, - не моргнув глазом, представился Вова.
– О-ля-ля! – почтительно склонился швейцар, не пряча масленых глаз.
– Желаю заранее приятного отдыха. К вашим услугам!
– Спасибо!
И они расстались.
Возбужденный Вова поднялся к себе, взял самое необходимое и отправился на прогулку в город, да так успешно, что добрался до Люксембургского сада, побывал в нем, дивясь слепому своему фанатизму прежних дней, и, как ни в чем не бывало, вернулся назад, заметно взволнованный предстоящей встречей с пороком, отодвинувшей в сторону все прочие переживания. На входе в отель швейцар ему улыбнулся. Вова ответил тем же. А почему бы, собственно, и нет?
Вова не был женат, но это вовсе не означало, что он сторонился женщин. Напротив, или au contraire, как говорят французы. Само его служение языку чувственности предполагало, так сказать, обратное влияние, поскольку язык намеков и недомолвок не может не родить игривость, а вслед за ней желание ею воспользоваться. Вова ценил женские прелести и знал в них толк. Вот только до проституток не опускался - ни дома, ни здесь. Связи имел достойные и уважительные, соблазнов же было не счесть.
Сколько он перевидал этих деревенских дурочек, что, пренебрегая гласными и напуская на себя всезнайство и бывалость, коверкали лицо и язык в желании любой ценой произвести на него впечатление и проникнуть в мир, у дверей в который он служил швейцаром! Но там речь шла о посильном достижении женской цели. Здесь же - о том извращении, что совершается при взаимном согласии и под присмотром денег. Даже странно, как он, лицедей от филологии, до сих пор не познал святая святых французского лицемерия! Или, может, потому, что Мопассан давно переведен?
Стучат, однако. Итак, святотатство начинается. Только без нервов – волноваться ему вредно. Пусть это будет чисто познавательная акция. Можно просто пообщаться. Без рук. В конце концов, он клиент и он платит.
И Вова открыл дверь.
– Бонсуар! – пропело в шаге от него худенькое, беленькое, чистенькое создание.
– Са ва?
– Са ва! Антре! – гостеприимно отступил Вова.
Создание вошло и остановилось посреди номера, с легкой улыбкой уставившись на Вову. Никакого смущения. Вова же, напротив, разволновался пуще прежнего.
«Но почему я должен волноваться! Ведь это
Не тут-то было. Проститутка-то она, конечно, проститутка, только выглядит - дай бог каждому! На улице встретишь – не подумаешь. Швейцар словно в душу к нему залез – она была именно та, какую он хотел. Ну, как тут не волноваться. И Вова суетливо указал ей на кресло:
– Я вас прошу, садитесь.
Ну, кто же здесь проституток величает на «вы». Дева мягко присела.
– Как вас зовут? – спросил Вова, устраиваясь напротив.
– Адель. А тебя?
– Зовите меня ВладИ.
– Влади… – чирикнула беленькая птичка.
«Господи, да сколько же ей лет?
– лихорадочно соображал Вова.
– Восемнадцать-то хоть есть?»
– Надеюсь, вы совершеннолетняя, - как бы пошутил с улыбкой Вова, пристально следя за ее лицом.
– Да, да, не беспокойся! – буднично сообщила дева, будто комнату пришла убирать.
Она была спокойна и почти благообразна. В ней не было ни капли вульгарности, по крайней мере, в той степени, в какой Вова ожидал. Но и та степень, которую он мог подметить, была ничтожна. Во всяком случае, пока.
– Ты хочешь заняться любовью сейчас или позже? – пропела Адель, не меняя позы, где ее сжатые обнаженные коленки склонились немного вбок, служа поддержкой для тонких, уложенных одна на другую ладоней.
– Позже, если вы… ты не против.
– Как хочешь. Ты куришь?
– Я? Да, но сейчас нет.
– Я тоже не курю. Это вредно для здоровья.
– Очень хорошо! Кстати, ты торопишься?
– Но это зависит от тебя!
– удивленно вздернула интонацию жрица любви.
– Тогда давай сначала поужинаем! Что скажешь?
– Конечно, раз ты хочешь. Мы пойдем в ресторан?
– Нет, я закажу в номер. Что бы ты хотела?
– Какую-нибудь рыбу и салат.
– Очень хорошо!
Вова снял трубку и перечислил все, что положено, включив туда шампанское, клубнику и десерт. Адель с симпатией взглянула на Вову.
– Очень мило с твоей стороны, - мурлыкнула она.
– Если хочешь, я могу раздеться и ужинать нагишом!
– Нет, нет, не надо! – покачал Вова рукой.
– Спасибо, не надо! Потом.
– Как хочешь. Тогда, если у нас есть время, я могу пройти в ванную?
– Ну, конечно! Тебе нет нужды об этом спрашивать!
– Спасибо.
И подхватив сумочку, она исчезла.
3
Пока Адель отсутствовала, гарсон принес ужин и сервировал стол. Открыв шампанское, он пожелал бон аппети и удалился. Вова защелкнул за ним дверь и вернулся к столу. Приятное возбуждение владело им, оттеснив боль далеко на задний план. Прислушиваясь к тусклым звукам, доносившимся из-за двери, он представил некоторые ее действия и позы, которые она могла принимать, готовя себя к продаже, ее общение с биде и зеркалом, тонкие пальчики, массирующие грудь, живот и прочие места, куда любят забираться мужские руки. Представил и застеснялся.