Рассказы
Шрифт:
– Я понял, - вежливо произнес Виктор.
– Должно быть, вы так и поступили. У вас все?
– Выбирать может каждый, - настойчиво продолжала Светлана.
– Взрослого человека нельзя заставить жить с нежеланным ребенком: он искалечит его и себя. Бюджет захлебывается от нефтяных денег, алиментов платить не нужно. Но если вы хотите дышать полной грудью - дайте воздуха и сыну. Право на выбор имеет каждый.
– Вы понимаете, что такое ответственность за другое живое существо?
– тихо-тихо спросил Виктор.
– Знаете,
– Виктор, но кому и зачем нужно манипулировать...
– Очень талантливыми детьми, - подчеркивая каждое слово, произнес Виктор.
– Гениальными детьми, любящими своих родителей.
Он кивнул вниз, на памятник Афанасию Никитину.
– Лешка когда-то считал меня таким. Первопроходцем, благородным героем, путешественником. Через площадь от памятника стоит церковь - в ней когда-то был шахматный клуб. Потом здание вернули церкви, детей, конечно, выгнали на улицу. А лет восемь назад открыли новый кружок, на Трехсвятской. Туда я Алексея и привел.
Алексей Авдеев, вспомнил я утренние новости. Самый молодой претендент на звание чемпиона мира по шахматам...
– Вам помогли китайцы, потому что Тао Ван - чемпион мира?
– незнакомым голосом спросил я.
– Они надеются устранить соперника через вас?
– И поэтому я не стал их выгораживать, - кивнул Виктор.
– Тао Хо, троюродный брат чемпиона... как нехорошо.
– Так что произошло?
– подала голос мать девочек.
– Как у вас сына увели?
"Увели". Все, Стокгольмский синдром. Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша... Я тряхнул головой. Нет, все правильно, это я идиот. С преступником нужно говорить, его нужно убеждать, успокаивать, принимать его сторону.
Виктор долго молчал. Прошло минуты три, прежде чем он открыл рот - и запищал зуммер.
– Вы связались с Алексеем?
– резко спросил Виктор у человека на экране.
– Мы работаем над этим.
– Голос седоватого человека звучал уверенно.
– Виктор, мы пойдем на уступки, но нам нужно что-то и от вас.
– Конечно.
– Виктор щелкнул переключателем, и большой экран погас.
– Я дам вам еще час. Целых шестьдесят минут, в течение которых вы сможете подумать о своей карьере и о том, что с ней будет, когда обломки этого здания накроют весь квартал. Я не требую вертолета, чемодана денег и созыва внеочередной сессии ООН. Я просто хочу поговорить с сыном.
– Еще один такой щелчок, и с вами перестанут разговаривать, - заметила Светлана, когда Виктор отошел от ноутбука.
– Если вы не начнете освобождать заложников, они пойдут на штурм.
– Они даже не эвакуировали всех людей из здания, - поморщился Виктор.
– Не пойдут.
– Так расскажите про сына, пока есть время. Что с ним?
–
– Он вдруг поднял руки к голове, словно защищаясь от боли.
– Замолчите!
– Виктор, я пытаюсь вам помочь...
На Светлану зашикали. Девушка опустила голову.
– До него вот-вот дойдет, что он сотворил, - тихо проговорила блондинка рядом со мной.
– И тогда он распояшется.
Я посмотрел на нее. Ей было около сорока, может быть, даже больше. И ей было очень страшно.
– Вы-то что здесь делаете?
– Я перевел взгляд на ее туфли.
– Играете в Золушку?
– Я больше подхожу на роль злой мачехи, - грустно улыбнулась она.
– Хотя для интернатских детей все мачехи добрые, лишь бы взяли в семью. Вам, например, хотелось найти родителей?
Я моргнул.
– Постойте. Как вас зовут?
– Анжела.
– Родион.
– Я невольно посмотрел в сторону пальто, где остался именной пропуск.
– Анжела, откуда вы знаете, где я вырос?
Она проследила за моим взглядом.
– Вот оттуда, - кивнула она.
– На вас пальто такого же кроя, как когда-то у моих ребят. Помню, я сама ездила на фабрику: проверяла ткань, беседовала с мастерицами... Я угадала?
– Да, - помолчав, согласился я.
– Другие мне просто... не подошли.
– А еще я видела ваши картины. "Сквозь трамвайное стекло" - это ведь вы?
– Я шесть лет водил трамвай. Как раз в позапрошлом году, когда я ушел, с Тверского проспекта сняли последние рельсы. Отложилось в памяти, наверное.
– Шутите? Вместо того, чтобы рисовать?
– Чтобы не умереть с голоду, - пожал плечами я.
– Вы ведь и сами пошли в уборщицы не от хорошей жизни, верно? Или...
Анжела покачала головой, вглядываясь в Виктора. Тот, хмурясь, набирал что-то на ноутбуке. Рядом лежали пистолет и спутниковый телефон.
– Неужели трансляцию в сеть устроит?
– почти с любопытством сказала Анжела.
– Ребята в прошлый раз до такого не додумались.
Я вопросительно поднял брови.
– Я была старшей воспитательницей, когда в "Архимеде" начался бунт. Разбудили среди ночи: еле успела халат накинуть. Согнали всех в столовую... страшно, темно... холодно очень; зима была.
Она обняла себя руками.
– Почему?
– Я бросил взгляд на Виктора.
– Почему дети на такое пошли?
– Им было одиноко, - просто ответила Анжела.
– Хотели изменить законы, чуть ли не жаловаться президенту собирались. Мне кажется, им хотелось домой, к родителям. Или просто в семью. Вы же знаете: усыновят десять, двадцать ребят, но всегда найдется и тридцать пятый, и сорок шестой...
– Я, наверное, был семьдесят девятым, - кивнул я.
– И вы тоже?
– Хм? Нет, я потребовала, чтобы меня вычеркнули из списков.
– Анжела совсем по-детски покраснела.
– Ждала маму...