Расследование продолжается
Шрифт:
Но дело есть дело. И Иванов вызвал председателя сельпо Луку Васильевича Михайлова. Следователь расхаживал по кабинету и курил, когда в дверь осторожно постучали.
— Разрешите?
В кабинет боком протиснулся плотный, крепко сбитый коротыш, снял видавшую виды кепку. На вопрос следователя, что он может рассказать о хищении пива, Михайлов ответил не сразу. Побарабанил короткими пальцами по столу, поглядел на зеленый абажур, прищурился, негромко кашлянул и степенно начал:
— Выехали мы с шофером Ермолаевым на пивзавод.
— Груз был оприходован?
— А как же! Я сразу же дал указание завскладом Горбачевой.
— Горбачева выполнила распоряжение?
— Несвоевременно. Спешка, знаете… Ну, буфетчица пиво продала, а выручку и присвоила. 716 рублей. Ревизия это и выяснила, значит…
— Замечали вы раньше, что буфетчица Решетникова недобросовестно относится к своему служебному долгу?
Лука Васильевич глубоко вздохнул:
— Я лично не видел и не слышал. Может, и было что по мелочи. Трудно ведь ходить около воды, ноги не замочивши… — Он сбоку настороженно поглядел на следователя.
— Вы с ней беседовали? С Решетниковой?
— Ясное дело, говорил. Внеси, говорю, Полина, выручку в кассу, от греха, говорю, внеси. Отказалась. Упрямая. Вторично настаивал. Не хочет. Что-то себе на уме имеет, так я мыслю.
— Вы уверены, что именно Решетникова присвоила деньги?
— Ясное дело — она. Больше некому.
Следователь предложил Михайлову подписать протокол допроса. Председатель торопливо макнул ручку в чернильницу и вывел размашистую подпись.
Через полчаса на месте Михайлова сидел высокий мужчина.
— Ермолаев Петр Алексеевич, — представился он с достоинством. — Работаю водителем машины сельпо третий год.
Ермолаев обстоятельно рассказал, как везли пиво и как он все боялся, чтобы рабочий Рыбкин не разбил бочки при выгрузке.
— А через шесть дней я доставил уже пустую тару на пивзавод, — закончил он, прямо глядя на следователя.
— Ревизия не обнаружила вашего путевого листа за второе августа. Куда вы его дели?
— Как это дел? — Ермолаев даже встал. — Никуда я его не девал — бухгалтеру отдал. Он, может, куда дел.. А я сдал…
Допрос рабочих подтвердил показания Ермолаева. Только Рыбкин, чернявый паренек с взъерошенными волосами, уже перед уходом задумчиво сказал:
— Вот когда это было — точно не скажу. В конце июля или в начале августа — это точно.
…Был уже вечер, когда Иванов с понятыми направился на обыск к Решетниковой. Вдоль дороги шумели молодые тополя, теплый ветер играл их листьями.
Он свернул в переулок. Шаги его гулко раздавались по дощатому тротуару, всюду разноголосо лаяли дворовые собаки. Толкнув маленькую калитку, Иванов пересек небольшой дворик и вошел в дом. Здесь пахло почему-то мятой и сеном, в сенцах на веревке висели маленькие штанишки и оранжевый лупоглазый плюшевый мишка, которого держали за уши бельевые прицепки.
Дверь
Иванов представился. В лице Решетниковой что-то дрогнуло, глаза вдруг как-то потемнели.
— Делайте со мной что хотите, — упавшим голосом произнесла она. — Только я не брала этих денег.
Она опустила малыша на половичок, села, бессильно опустив руки, и заплакала.
— Семь лет одна работаю, — женщина подалась всей грудью вперед. — Семь лет. И крошки никогда не взяла…
Обыск никаких результатов не дал. Описав имущество, Иванов попрощался и вышел. Как-то нехорошо было у нега на душе.
Следующее утро началось допросом заведующей складом Горбачевой. Миловидная, с высокой прической, войдя в кабинет, она принесла с собой запах духов. Рассказывала, словно читала. Да, первого августа пиво доставили в буфет. Оприходовать не успели. А Решетникова, уже после продажи, заходила на склад и просила списать его в подотчет, иначе ей выручку не сдать. Горбачева обещала, да не успела. В этом, конечно, вину свою не отрицает.
— Вы говорили с Решетниковой наедине?
— Да. То есть нет. Рабочий Вавилов присутствовал. Можете проверить, он подтвердит.
Вызвали Вавилова.
— Такая неприятность вышла, — вздохнул он. — И кто бы мог ожидать? Женщина строгая, из себя скромная, а вот не удержалась. Горбачева все правильно обрисовала. К ее словам еще добавлю, если разрешите: Полина в руках пачку денег держала, когда разговаривала с Горбачевой.
«Вот и замкнулся круг доказательств», — подумал Иванов и почему-то вспомнил лупоглазого оранжевого медведя, который сушился на веревке в сенях…
На очной ставке Михайлов и Горбачева подтвердили свои прежние показания, Решетникова выслушала их молча, печально сказала:
— Все складывается против меня. Видно, отвечать придется. Мальчишек жалко. Кому они нужны, малыши-то мои?
Иванов хотел сказать что-нибудь теплое этой женщине, утешить. Но что он мог сказать? Перед ним сидела подозреваемая, вину которой подтверждал ряд свидетелей. «Почему я должен сомневаться в ее виновности? — пытался он успокоить себя. — Почему? Только потому, что ее искренность вызывает симпатию? Еще раз надо перепроверить»… Он поделился сомнениями со своим другом, тоже следователем.
— Э, батенька, — насмешливо произнес тот. — Да они такими ангелами прикинуться могут! Тут надо на факты опираться, а не на свои впечатления.
Факты… Их надо искать. Искать на пивзаводе…
Пачки накладных, доверенностей. Бумажки, бумажки. Что могут раскрыть они? Вот доверенность, по которой председатель сельпо Михайлов получил тридцатого июля шесть бочек пива и вывез на автомашине № 78-11. Вторую партию пива он вывез первого августа на машине № 44-38. «Что-то здесь не так», — подумал Иванов и снова вызвал шофера Ермолаева.