Расссказы разных лет
Шрифт:
Почему солдат принес ей эту воду? Зачем называл ее матерью? Отчего проклинал Гитлера?
Бетта подошла к дверям сарая. Они были заперты снаружи. Она припала к двери, вглядываясь в ночь через узкую щель. На фоне предрассветной тьмы она увидела спину солдата. Она долго стояла, не отрываясь от щели. Туман поднимался с ночной земли и вслед за тем устремлялся к небу. Невидимое, но близкое солнце угадывалось за этим туманом.
И вдруг в ней шевельнулась вера, что так долго длиться не может, что вслед за этим страшным мраком, окутавшим
1941 год
СУДЬЯ
Он приближался к дому, в котором не был четыре года. Война осталась позади. Ему хотелось поскорей обнять, расцеловать жену и малыша.
И только одно смущало его: письмо без подписи, полученное им в день отъезда из части, — оно сообщало о близости его жены с каким-то инженером Ефимовым.
«Кто автор послания? — размышлял Баринов. — Завистливая подруга? Отвергнутый мужчина? Соседка, обратившая кухонную стычку во вражду? Кому хотел навредить доносчик — ему, жене или этому третьему, инженеру? Не посовеститься послать такое письмо на номер полевой почты! Какое доверие можно питать к подобной бумажке?»
Майор юстиции Баринов знал цену подобным посланиям: за ними обычно скрывается клеветник.
И всё же...
Баринов не виделся с женой с начала войны. Жена была хороша собой, общительна. Тень правды, уловленная им в письме чутьем следователя, заставила его насторожиться. Он решил выяснить истину с первых же минут встречи, чтобы не поставить себя и жену в двусмысленное положение.
— «Я всё расследую», — думал он, чувствуя, как радость и нежные слова, которые собирался произнести, улетучиваются и как мысли его облекаются в привычную для него форму допроса.
Но когда наступила минута встречи и он сидел рядом с женой на диване, держа в руках ее руки, а сын теребил его погоны и ордена, нельзя было не забыть о письме. Радость и нежные слова вновь возникли в его душе, и он уже готов был их произнести, как вдруг раздался стук в дверь.
— Войдите, — нехотя отозвался Баринов.
Вошел незнакомый мужчина. Мальчик соскочил с колен отца и с возгласом «дядя Сережа!» доверчиво подбежал к вошедшему.
Гость поздоровался с хозяйкой и представился Баринову:
— Инженер Ефимов.
«Так и есть...» — Лицо инженера показалось Баринову красивым, но неприятным.
— Вы побеседуйте, а я похлопочу по хозяйству, — сказала жена Баринова, явно стремясь оставить мужчин наедине.
— Садитесь, пожалуйста, — сдержанно предложил Баринов, стараясь преодолеть недружелюбное чувство к гостю.
Ефимов молча сел. Молчал и Баринов. Казалось, каждый думает о чем-то своем.
— Война наделала много бед, немало их и в делах семейных, — сказал наконец Ефимов.
— Мы привыкли всё сваливать на войну, — сухо заметил Баринов.
Вошла жена и стала накрывать на стол.
— Мне хотелось с вами кое о чем
— Да, — подтвердила Людмила Ивановна, — я думаю, Сергею Михайловичу следует с тобой поговорить.
— Ну что ж, говорите, — сказал Баринов, оглядывая жену и Ефимова долгим испытующим взглядом, каким обычно оглядывал обвиняемых, и лицо его стало замкнутым и суровым.
— Я — муж Анны Львовны Ефимовой... — начал гость.
— Анны Львовны?.. — переспросил Баринов, точно недослышав, хотя имя было произнесено Ефимовым достаточно громко и внятно.
— Вы должны были знать ее — она лейтенант юстиции, работала вместе с вами в военном трибунале.
— Анны Львовны?..
И тут Баринов словно увидел перед собой молодую женщину, с которой встретился в сорок втором году, осенью. Их близость возникла неожиданно и была мимолетна, но близость всё же была, не помнить о ней было нельзя, и вот перед ним сидел ее муж, человек, которого он минуту назад готов был судить за то, за что тот, видимо, собирался судить его самого.
— Анна Львовна не говорила мне, что она замужем, — сказал Баринов, стараясь скрыть смущение.
— Очевидно, у нее были к тому основания.
«Знает», — подумал Баринов. Он видел, что Ефимов взволнован.
— Мы очень любили друг друга... Она была хорошей женой, — продолжал Ефимов с горечью, — но...
«Наверное, и Людмиле известно», — подумал Баринов, вдруг осознав всю трудность положения, в которое попал, и чувствуя, как из судьи, каким он готов был стать своей жене и Ефимову, он превращается в подсудимого. Его охватил стыд.
— Во всем виноват я сам, — услышал он, к своему удивлению, голос Ефимова.
— Я не совсем понимаю вас.
— Я, видите ли, работал на военном заводе и, когда Анна Львовна ушла в армию, остался, если можно так выразиться, «солдаткой». Вскоре до меня дошли слухи, что Анна Львовна погибла. И так случилось, что я связал свою судьбу с другой женщиной.
«Неужели с Людмилой?» — с волнением подумал Баринов, мгновенно забыв об Анне Львовне и бросив на Людмилу Ивановну испытующий взгляд.
— Наша жизнь не удалась, — продолжал Ефимов. — Дело в том, что у нас с Анной Львовной двое ребят, девочек. Вторая жена оказалась для них мачехой в худшем смысле этого слова. Людмила Ивановна ее знает. Пришлось отдать девочек на воспитание матери Анны Львовны. Теща стара, больна, раздражительна. Я не сумел создать им нормальную жизнь. Теперь они без отца, без матери. Судьба детей меня мучает.
«Счастье, что Людмила здесь ни при чем», — с облегчением подумал Баринов.
Ефимов извлек из кармана помятую фотографию. Две большеглазые девочки в длинных неуклюжих платьях смотрели на Баринова. И было нечто в их взгляде, что удивило его и чего он не мог разгадать.