Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками
Шрифт:
Спектакль не вышел не потому, что у меня не получился Аблеухов, – по другим причинам. Аблеухова бы я сыграл очень достойно.
Теперь что касается «Макбета». Само слово «искушение»… Мы хотим ставить спектакль об искушении. Не о власти, не о предательстве, а об искушении. Человеку сказали: тебе будет то-то, то-то и то-то. Первое желание совпало, второе совпало, а третье никак не подоспеет. И он начинает его подгонять. Человек пытается подогнать судьбу под предсказание. Ему предсказали, что он будет королем, а тот гад все живет и живет. И леди Макбет ему говорит: «Надо убивать, тебе предначертано».
Тут
К черту придуманный кем-то стереотип: Гамлет должен быть таким, Макбет – таким, Екатерина – эдакой. Конечно, ненормально, когда персонаж говорит: «Мне четырнадцать лет, я имею право требовать от вас…» – а ему восемьдесят. А когда в пьесе речь идет о таких ценностях, как любовь, ненависть, предательство, победа, добро, зло, – они не подвластны ни возрасту, ни времени. Бродский хорошо заметил: человеческие отношения какими были в Древнем Риме, такими остаются и сегодня – меняются только одежды. Как были самоубийства, когда еще не было телевизора, автомобилей, самолетов, так они остаются и сегодня, когда уже есть Интернет и (как ее?) виртуальная реальность.
– Еще об одном вашем историческом персонаже и об отношении к нему – я имею в виду Ленина. Был фильм по Довлатову «Комедия строгого режима», потом эстонский фильм «Все мои Ленины». Последний раз, насколько помню, в роли Ленина вы появились на сцене БДТ в день его юбилея. И везде он – фигура фарсовая. Это дань времени или глубинное отношение?
– Как бы ни изменялись времена, Ленин для всех нас останется фигурой исторической, в одном ряду с Цезарем, Македонским, Наполеоном, Гитлером. Совсем маленьким я, конечно, об этом не думал. Выйдя из мавзолея, сказал: «Надо же, так долго лежит и так хорошо сохранился! Наверное, чем-то намазали – очень пахнет». Он не был для меня тогда ни великим, ни вождем. Потом в школе сочинял про Ленина стихи и думал о нем так, как мне внушили.
Сейчас – другое. Но от памяти о нем – я говорю о своем поколении – мы все равно не уйдем. Так же как от памяти о том, что родились все мы в Советском Союзе. Пусть это была страна, сращенная из искусственных полипов, но я родился именно в ней, а меня об этом заставляют забыть. Дело вовсе не в ностальгии. Мне нравится сегодняшняя Россия, я уверен, что мы выберемся к пристойному будущему. Но не со стертой памятью.
Мы и сейчас живем неплохо. Трудно, конечно, но неплохо. Нищие, алкоголики, бандиты были всегда, только раньше их ссылали на 101-й километр. Сейчас не ссылают. Правда, как остроумно заметил один мой знакомый, все предыдущие сто распахнуты настежь, и по ним гуляют нищета и криминал.
Теперь Запад нас испугался и стал притворять границы, об открытости которых раньше так пекся. Я это испытал на себе, когда меня не хотели пускать в Штаты, чтобы я, не дай Бог, чего-нибудь там не заработал. В конце концов, предупредили: «Только на сцену не вздумайте выходить!» «Да что же вы, – говорю, – мужики! Что я, наркоделец какой-то? Какой вам ущерб, если мои соотечественники на Брайтон-бич дадут мне за выступление двести долларов на пряники?»
В общем, получилось: за свои пятьдесят лет я был десять дней в Германии по путевке «Спутника», несколько дней в Карловых Варах
– Как раз о «Брате» я хотел спросить. Не об игре Сухорукова, а о том мире, в котором он существует. Меня пытаются убедить, что эта вымышленная реальность, населенная проститутками, наркоманами и килерами, и есть настоящая реальность. Здесь все дозволено, и все, что дозволено, можно совершать с ясными глазами. Например, убивать. Не обязательно из чувства справедливости. Просто можно. Вот уж где нарушено чувство ответственности художника, если вернуться к началу нашего разговора. Как актер Сухоруков ощущал себя в этой ситуации?
– Сейчас я скажу очень важную вещь, ради которой, может быть, и пошел на эту беседу.
Я закончил в свое время, не наигравшись по-настоящему и не получив основательных дивидендов, с Лениным. И сказал Владимиру Ильичу: «Прости, прощай!» Все, больше я Ленина не играю.
О «Брате». Это еще одна моя страница жизни. Я немного удивлен, что резонанс есть до сих пор. И хочу сказать: для меня это – творческая удача (говорю как эгоист) и радость – благодаря этому фильму и этой роли, я получил известность, популярность, молву, любовь. Может быть, и ненависть, и презрение. Но я признан, меня узнали. А ради этого и живет актер. Замечены мои способности, мой труд, замечено, что есть на земле Витя Сухоруков.
Был такой фильм – «Фантомас». Казалось бы, никакого отношения он не имел ни к нашим привычкам, ни к нашему образу жизни. Но вспомните, как после проката этого фильма, поджигались сараи, гаражи, подъезды, отрезались трубки от телефонов-автоматов. И везде – от туалетов до кинотеатров – можно был увидеть надпись «Фантомас». Нагадят, напакостят, навредят, сломают, взорвут и пишут: «Фантомас», «Фантомас», «Фантомас».
Но сегодня я, слава Богу, не знаю ни одного факта отрицательного воздействия фильма «Брат» на молодые умы, которых могла бы увлечь эта лже-робингудовская тема.
Другое дело, что фильм взбудоражил. Меня радует, что народ спорит, значит, что-то болит, значит, мы, оказывается, не зомби, мы дышим, мы хотим думать, мы хотим чего-то иметь. Хотя, может быть, я идеализирую ситуацию.
И еще: я на «Кинотавре» сказал: «Подождите, придет время – и снова полетят журавли, и наступит весна на Заречной улице, и переселимся мы в новые дома, в которых будем жить, и у каждого появится своя высота. Поэтому, как бы вы ни относились к фильму «Брат», это – продукт нашего времени. Завтра будут новые фильмы и новые истории».
– И все-таки с «Братом» вы расстаетесь сегодня. Почему?
– Я боюсь превратиться в «ихтиандра». Иду по улице и слышу: «Вон главный брат страны идет». Или: «О, братишка! О, братан! Здравствуй, брат!» Если на меня повесят ярлык Ихтиандра, Сухова или еще кого-нибудь из киногероев – остановится моя карьера. Я не хочу быть вечным «ментом».
– Опасность быть заслоненным своим героем понимаю. Существует и еще одна опасность, я бы сказал, более тонкого и искусительного свойства: попасть в собственный типаж. Вот у актера Сухорукова – энергичного, обаятельного, глубокого, остроумного – персонажи все больше, говоря по-школьному, отрицательные. Это не пугает, не удручает?