Рассвет Ив
Шрифт:
Стоя спиной к далеким горам, я смотрела на восток, в направлении плотины Гувера и моей семьи.
Четыре месяца назад Салем забрал меня из Канады и привез домой. Все это время я была дома.
С комом в горле я побежала обратно в гараж и нашла его там же, где и оставила. Плечи напряжены, руки в карманах — он наблюдал за моим приближением с жидким пламенем в глазах.
— Почему ты построил это здесь? — я остановилась на расстоянии вытянутой руки от него и зеркально повторила его позу.
— Город был заброшен, и тут целые
— Это не единственная причина.
— Нет, — мускул на его щеке дернулся. — Мне нужно было находиться поближе к тебе.
Жестокие вещи, которые он делал со мной, оставили неизгладимые шрамы. Но эта выворачивающая наизнанку несправедливость разлуки с мужчиной, которого я буду любить всю свою оставшуюся жизнь, была зараженной раной, которая никогда не заживет.
Я не смогла удержать себя от того, чтобы подойти к нему. Его объятия раскрылись, и я продолжала идти, пока не оказалась вжатой в его грудь, стиснутая в его крепких объятиях и дышащая воздухом, который больше никогда не будет пахнуть так вкусно.
Это не был запах обмана. Он был свирепо искренним. Он пахнул, как снег в метель. Аромат чая из сосновых иголок и очага, в котором горит дерево. Это был смех, мечты, нежная ладонь в моих волосах, искра в моей груди. Это был запах его глубокого вздоха, когда он целовал мою шею. Это была любовь. Бескорыстная любовь. Сильная. Теплая. И она была со мной в каждом вздохе.
Со вспышкой надежды я внутренне сосредоточилась, ища связь, которая некогда гудела между нами.
Тишина. Мертва. Она не вернется.
Я обхватила его руками, вдыхала его и запоминала каждый каменно-твердый изгиб его торса, крепкую мощь спины и ощущение его подбородка, лежащего на моей макушке. И я плакала. Громко, сотрясаясь плечами, хныкая и проливая слезы горькой муки. Я плакала так сильно, что не могла выдавить ни единого связного слова. Но мне и не нужно было.
Он гладил меня по волосам, и его грудь вздымалась так тяжело, как я никогда прежде не чувствовала.
— Уходи, — прошептал он, и это прозвучало как «Останься». Затем громче, грубее. — Уходи!
Я отцепила свое тело от него, и его руки вернулись в карманы, каждый дюйм его тела напрягся и застыл.
«Он сделал это с нами. Отвернись. Уходи. Не смотри ему в глаза. Не…»
Я подняла взгляд и обнаружила, что эти переливчатые глубины пропитаны влагой, что они сделались такими бесплодными и опустошенными, что я прочувствовала его агонию до самых костей и даже глубже. Я умирала от желания поцеловать его. Я ужасно хотела остаться. Я хотела выбрать эту растоптанную, поруганную, жалкую версию себя вместо пустой, бездушной и уже не живущей.
Но остаться означало отринуть человечество. Здесь уже не осталось ничего, что могло бы нас спасти. А там у меня были мои солдаты, мои кулаки и мои стрелы. Там я могла направить муку на благородную цель.
Я заставила свои ноги шагать, рыдая, и вышла
Скользнув на пассажирское сиденье, я захлопнула дверь и поймала его отражение в боковом зеркале. Он беспрестанно рыскал по краю залитого солнечным светом пола, сердито глядя на полосу света. Пойманный в ловушку, как лев в клетке.
— Поезжай, — сказала я Эребусу. «Пока я не передумала».
Он надавил на газ и поехал вверх по склону на солнце. Я вытирала слезы и смотрела в зеркало, с разрывающимся сердцем наблюдая, как Салем падает на колени на тенистом краю своей тьмы. Он нарочно отослал меня днем. Он не мог побежать за мной, и я окажусь в безопасности за стенами плотины Гувера прежде, чем сядет солнце.
Пока мы уезжали, стальная дверь начала опускаться, и взрывной грохот вибрацией донесся из гаража. За этим последовал ужасающий рев, и я отвернулась, стиснув край сиденья, и расплакалась еще сильнее.
Пустыня простиралась вокруг нас, но я ее не видела. Вообще ничего не видела в своем страдании.
Викинг возле меня держал клыки за губами и не отводил взгляда от песка.
В итоге я взяла себя в руки, вытерла лицо и повернулась к нему.
— Что тебе мешает убить меня?
— Публичное заявление прав Салема защищало тебя в нашем доме. Теперь… зная, насколько ты для него важна, я бы никогда не причинил ему такую боль, — его пальцы сжались на руле. — Никто из нас этого не сделал бы.
— Это… — я покачала головой. — Это довольно нешуточная преданность.
— Все те дикие гибриды, которых ты убиваешь своими стрелами? — он бросил на меня сердитый взгляд. — У них есть страхи, надежды, мечты. Они чувствуют все то же самое, что и люди, но они в ловушке. Порабощены ментальной упряжью. Представь себе это. Представь, что ты все чувствуешь и можешь думать, но в твоем мозгу живет инфекция, которая управляет твоими действиями. Твой отец, доктор, он знает. Он был порабощен тем же ментальным программированием. Твоя мать помогла ему освободиться. Именно это Салем сделал для нас. Он нас освободил.
Я сглотнула и тупо уставилась на ветровое стекло.
— Если я не буду их убивать, они уничтожат человеческую расу. Сражение — это единственный известный мне способ.
— Найди другой способ.
— Найти способ, при котором мы не будем защищать собственные жизни? — изумленно переспросила я.
— Салем привел нас к этому, — он показал между нами, словно имея в виду, что мы можем находиться в одной машине, не убивая друг друга. — Но я по-прежнему раб этого, — он сверкнул клыками. — Меня все еще преследуют такие порывы, которые не дают спать ночами.