Рассвет костяной волшебницы
Шрифт:
Как можно быть настолько высокомерной?
– Почему я должна помогать тебе? И помогать возвращаться в мир живых после того, что ты сделала?
– Ты хотела сказать, что бог попросил меня сделать.
Я усмехаюсь.
– Я не злодейка, дитя. Разве я скована цепями?
– Только мертвых сковывают цепями.
Но Одива пропускает мимо ушей мое замечание. Она поднимает руку к ожерелью, не к костями благодати, а к тому, что подарил мой отец, кем бы он ни был. К черепу вороны, которая держит в приоткрытом клюве
– Твой отец хочет встретиться с тобой, Сабина. Если Аилесса освободит меня, я смогу вернуть и его.
– Нет. – Мой голос разрезает воздух, как костяной нож, а ноги начинают дрожать.
И до меня наконец доходит, чего добивается мать. Ее договор с Тирусом не разорван. И для освобождения моего отца, оказавшегося Скованным, бог Подземного мира все еще требует принести ему в жертву Аилессу.
– Я не хочу с ним встречаться. И Аилесса никогда не придет к тебе. Я сделаю все, чтобы этого не произошло.
Ее глаза цвета оникса впиваются в меня.
– Все? Что ж, остерегайся благодати, которую ты заполучила. Золотой шакал Тируса хитер. Он станет выискивать твои слабости.
В животе все сжимается. Видимо, Тирус сказал ей, что я получила кость благодати от золотого шакала. Потому что, когда мать еще была жива, я сказала ей, что вырезала кулон из кости черного волка.
– Шакал дает мне силу.
Одива протягивает ко мне руку и прижимает ладонь к завесе воды между нами.
– Я хочу помочь тебе, Сабина. Я многому научилась в Подземном мире. Мы сможем разделить твои благодати.
– Это невозможно.
– Не для меня. Особенно сейчас. Я помогу тебе раскрыть твой потенциал с благодатью шакала. Без моей помощи ты не справишься с его силой.
Я сглатываю. Неужели благодать золотого шакала действительно опасна? Песня сирены Тируса становится громче и звучит все быстрее.
За моей спиной рычит Скованный. Мне нужно провести их через Врата, но я не могу отвести глаз от пронизывающего взгляда матери.
– Подойди ко мне, дочь, – говорит она. Ее волосы цвета воронова крыла развеваются за спиной, а темно-синее платье колышется на ветру. – Тебе нужно лишь коснуться моей руки.
– Сабина, что с тобой? – кричит Пернель. – Проведи их через Врата!
Я ахаю. Рука замерла в паре сантиметров от вуали. А я не помню, чтобы шевелила даже пальцем. Дернувшись, я разворачиваюсь, но не вижу Пернель. Передо мной стоят два Скованных. Один из них уже замахнулся на меня, а второй тянется к моей шее. Но увидев мое ожерелье, вздрагивает.
Я уворачиваюсь от обоих и убегаю от них по сухопутному мосту.
– Сабина, вернись! – кричит Пернель.
Не могу. Ей придется самой переправить души. А мне следует держаться подальше от матери.
Другие Перевозчицы не замечают меня, пока я не проношусь мимо них. Мне приходится уворачиваться от их посохов и душ, с которыми они сражаются.
– Остановись,
Но я продолжаю бежать. Ее слова кажутся мне бессмысленными. Врата остаются открытыми, пока не иссякнут души, которые требуется переправить.
Я пробегаю мимо Айлы, последней из Леурресс. Она пытается схватить меня, но ей мешает Скованная женщина, возникшая между нами.
– Ты matrone! – кричит она, когда я отталкиваюсь от последних камней. – И должна оставаться…
Мои ноги касаются песка.
– …на мосту!
Вода вокруг Врат вздымается бурной волной и обрушивается на дальний конец моста. Он тут же перестает подниматься. А серебристое мерцание, обозначающее вход в царство Элары, рассеивается.
Все, стоящие на сухопутном мосту – Перевозчицы и души, – резко останавливаются.
Души глазеют на конец моста, где больше нет Врат. Раздаются недоуменные крики, которые быстро перерастают в рев.
А затем души устремляются обратно. Прыгают в воду. Бегут на берег. Поднимаются вверх по лестнице из известняка. Мы с Перевозчицами пытаемся остановить их. Загнать словно стадо овец. Но нам не удается сдержать возникший хаос.
Нет, нет, нет. То, что произошло в прошлую Ночь Переправы, не должно повториться.
Мертвые вырвались на свободу. Скованные и Освобожденные. Они направятся в Довр, в самый большой город в Южной Галле.
Но в этот раз во всем виновата только я.
6. Бастьен
Я в сотый раз проклинаю Казимира, пиная солому по камере и громко топая ногами по каменному полу. А вдруг предыдущий заключенный спрятал здесь что-нибудь тонкое и острое. Мне бы это пригодилось. Вырубив меня, гвардейцы забрали мои отмычки. Поэтому я очнулся с раскалывающейся головой и еще большей злостью на принца.
Ублюдок. Он лично затолкал меня в эту камеру. Я смутно помню злорадство на его лице, когда зарешеченная дверь с лязгом захлопнулась. «Вор», – так он назвал меня, пытаясь выразить в этом слове все пренебрежение ко мне. Раньше я гордился этим титулом. И уже много лет меня разыскивают гвардейцы Довра, но до сегодняшнего дня мне удавалось скрываться.
Мимо проходит тюремный стражник с толстой шеей и замечает, что я ковыряю ногой камни в полу.
– Ты чего там творишь? – Он скрещивает руки на груди.
Я принимаю такую же позу.
– Танцую. Ничего не могу с собой поделать. – Я указываю подбородком на потолок. – Это все музыка виновата. – Скорее всего, уже давно перевалило за полночь, но, судя по тихим звукам, которые доносятся сюда, празднование Ла Льезон еще в самом разгаре. – Меня удивляет, что ты не отплясываешь джигу.
Стражник хмурится: