Рассвет над морем
Шрифт:
Ленин учил, что, когда наступление преждевременно, надо отступить, чтобы сберечь силы и умножить их во время передышки для более мощного удара. Но Ленин учил также, что в борьбе надо уметь использовать все силы, противостоящие врагу, если момент для удара подходящий.
Можно ли считать подходящим настоящий момент?
На стороне Антанты и ее контрреволюционных наемников был не только количественный перевес; и войска Антанты и белогвардейцы прекрасно экипированы и вооружены, они имеют не только винтовки, но и пулеметы, пушки и броневики, на помощь им идет эскадра с тысячью жерл дальнобойной морской артиллерии.
Войска директории вооружены значительно хуже: небольшой артиллерийский парк, десяток бронепоездов, переоборудованных по большей части на скорую руку из железных пульманов, обложенных
Но боевой дух в массе казаков директории был, безусловно, высок. Они ведь считали, что это именно они только что свалили гетмана; мимо утвердивших гетманщину немецких частей, вооруженных до зубов, они прошли с разудалыми песнями, и немцы, объявив нейтралитет, не решились их тронуть. Войска директории двигались на Одессу «победителями без боя»; другие формирования, не зная их сил, отступали, не ввязывались в бои, а то и разбегались в панике. И это еще усиливало их дерзость. В пылу успеха они готовы были драться сейчас против всех на свете — хотя бы и против иностранного десанта!
Достаточно было пройтись по улицам северной части города, занятой войсками директории, чтобы убедиться в боевом настроении казаков. Казаки с неудовольствием, нехотя выполняли приказы своих командиров — петлюровских старшин, сдерживавших их перед линией польско-немецкой обороны «зоны Энно». Казаки хотели воевать.
Но стоило повнимательнее присмотреться к самим казакам войск директории. В Осадном корпусе директории, который вошел в город, настоящие, так сказать, кадровые петлюровские части — сечевики [27] , синежупанники и гайдамацкие курени [28] , — были вкраплены только отдельными группками. Основная же масса казаков не была даже одета в армейскую форму. На казаках были крестьянские свитки, кожушки, ватные пиджаки и бушлаты или солдатские шинели старого русского образца. На фуражках или смушковых шапках желто-голубые ленточки были прикреплены в большинстве случаев поверх красных, а у иных — одни только красные, без желто-голубых. В разговорах между собой казаки честили панов, буржуев и интервентов… Все это были недавно демобилизованные фронтовики или крестьяне-повстанцы, которые где-то у себя в селе поднялись против гетмана и немецких оккупантов — за власть Советов. Их подхватила волна проходившего одновременно петлюровского восстания: украинские националистические партии, поддерживавшие директорию, стремясь привлечь повстанцев на свою сторону, бросили лозунги борьбы за «трудовые советы», борьбы за землю. Казаки набирались преимущественно из середняков и бедняков взбудораженного украинского села. Кулацкие сынки группировались в привилегированных сечевых и гайдамацких частях, в которые принимали только «охочекомонников» на собственном коне и в дорогой, по всем правилам сшитой собственной форме.
27
Сечевики — в годы гражданской войны так назывались солдаты и офицеры особо реакционных контрреволюционных специальных частей петлюровской армии — «сечевых стрельцов».
28
Гайдамаки. — В историческом прошлом Украины гайдамаками именовались повстанцы против панов и польской шляхты. В годы гражданской войны это название присвоили себе специальные войсковые части петлюровцев, нечто вроде националистической гвардии.
Таким образом, основную массу войск директории, вступивших сейчас в Одессу, составляли крестьяне, втянутые в петлюровское движение только водоворотом событий и отданные под команду петлюровских «старшин» — реакционного националистического офицерства.
Эти массы крестьян надо было оторвать от петлюровского командования, вообще от петлюровщины, и привлечь на свою сторону, их надо было возглавить и повести за собой на борьбу за власть Советов.
Итак, стоило пойти на риск и выступить одновременно с войсками директории против иностранных захватчиков, постепенно в толщу «казацких» частей вкрапливая большевиков, рабочих-дружинников, вообще городской пролетариат,
Такое решение и принял Военно-революционный комитет, получив от командования Осадного корпуса войск директории предложение о переговорах.
Условия переговоров были оговорены заранее в целях гарантии безопасности представителей обеих сторон. Переговоры должны были состояться не в штабе корпуса и не в штабе Военно-революционного комитета, а на нейтральной территории. Представителей — по три человека с каждой стороны, без оружия. Вооруженная охрана для тех и других — не больше взвода и не ближе двухсот шагов от места переговоров. Поддерживать во время переговоров связь со своими для консультации с командованием — разрешается, но при посредстве не более чем двух связных. Местом встречи была выбрана аптека на углу Полицейской и Ришельевской.
Ласточкин, Столяров и Голубничий, войдя в аптеку, увидели перед собой довольно живописную троицу. Петлюровские старшины — полковник, сотник и хорунжий — красовались в яркой, никак не военного вида, одежде: на них были красные шаровары, синие жупаны и серые смушковые шапки с длиннейшими шлыками. Из-под шапок свисали оселедцы [29] , усы отпущены были книзу. Гайдамаки все трое прислонились к прилавку у кассы и курили трубки. Немного в стороне стоял казак — в такой же театральной одежде, только и жупан и шаровары были у него синие, а вместо смушковой шапки — обыкновенная солдатская папаха, хотя и со шлыком.
29
Оселедец — буквально селедка. Так называли в старину длинный чуб, оставляемый на выбритой голове украинскими запорожцами.
Это были те же самые синежупанники, которые пришли на Украину с немцами. Эго были те же гайдамаки, которые залили кровью восстание арсенальцев в Киеве и январское восстание в Одессе.
— Наши головы вам, панове! — картинно поклонился полковник, а за ним и два остальных петлюровских офицера. Казак вытянулся и отдал честь по-немецки.
Полковник сразу же внимательно пригляделся к Ласточкину.
— А я вас, пожалуй, знаю, пане товарищ! — прищурившись, произнес он. — Еще по Киеву. Ведь вы — Смирнов, член президиума Киевского Совета рабочих и солдатских депутатов в семнадцатом году!
— Вы ошиблись, — сухо отвечал Ласточкин. — Я одессит.
Полковник пожал плечами.
— Пусть будет так. — Затем он поднял вверх руки, это же следом за ним сделали и остальные старшины. — Без оружия, панове! Будем друг друга проверять или поверим на слово?
Ласточкин, Столяров и Голубничий тоже подняли руки.
— Мы тоже без оружия, — сказал Ласточкин. — Я предлагаю все же проверить друг друга.
Он приблизился к полковнику, Столяров и Голубничий — к двум остальным старшинам. Связные обеих сторон тоже подошли друг к другу. Каждый быстро ощупал у другого карманы.
— Это люлька, — сказал сотник, когда Столяров нащупал у него в кармане что-то твердое.
Действительно, это была трубка; Столяров вынул ее из кармана сотника и показал всем.
— Заядлый курильщик! — пошутил Столяров. — Две трубки в поход.
— Люлька казаку в дороге пригодится, — словами шуточной песни ответил и сотник.
— А это что? — спросил Ласточкин, когда рука его нащупала в заднем кармане полковника какой-то твердый предмет.
— Это пистолетик, — не смущаясь, ответил полковник. — Но это не оружие. Это — памятка. Можете вынуть и прочитать надпись. Мелкокалиберный. Талисман.
Ласточкин вынул пистолетик. Это был небольшой дамский «зауэр», действительно с выгравированной любовной надписью. Впрочем, в магазине была обойма с патронами. Это было оружие.
— Спрячьте, пожалуйста, обратно в карман, — сказал полковник.
Но Ласточкин положил пистолет в сторонке на прилавок.
Полковник сделал презрительную гримасу, но покорился.
После процедуры взаимного обыска полковник представился:
— Полковник Змиенко, командир первого полка Осадного гайдамацкого корпуса. Член партии украинских эсеров. С кем имею честь? — Своих коллег он не назвал.