Рассвет над океаном
Шрифт:
Чёрное на белом. Солнце в иллюминаторе. Взгляд — такой, будто ты ждал меня целую вечность. Я хотела разрушить твою жизнь. Ты хотел меня спасти. Чудо-мальчик, этого я не забуду! Мы обо всём поговорим… потом… когда увидимся — там.
Но теперь — уходи! Прошу тебя, уходи! Будь с теми, кому ещё можно помочь. Скажи ему, мамочка, пусть уходит!..
39. Джарод. 17 апреля, среда, поздний вечер
— Здравствуй, папа!
Дуло пистолета приставлено к горлу руководителя Центра — хлипкому горлу в складках увядшей кожи. Стоит только сжать пальцы, и он захрипит
— Вызовешь охрану — и ты покойник! Мне терять нечего.
Он перестаёт искать под столом «тревожную кнопку» и замирает.
— Позаботься, чтобы нам не помешали. Я пришёл с тобой поговорить. Когда мы закончим, ты будешь рад тому, что меня никто не видел. Камер здесь, я полагаю, нет?
— Нет, — сипит мистер Рейнс.
Раздаётся характерный звук, означающий, что кабинет заперли изнутри.
— Вот и отлично. А теперь покажи мне её.
Нащупывает мышку и торопливо ею щёлкает, один из мониторов над его столом оживает. Я и не думал, что столь острое облегчение и столь сильную боль можно испытывать одновременно — как сейчас, когда я смотрю на женщину, клубком свернувшуюся на тюремной койке. В первый момент она кажется мне незнакомой, но, приглядевшись, я понимаю: конечно, это моя Мия, только очень, очень похудевшая.
— Ближе!
Изображение увеличивается.
Обморочно закрытые глаза, впалые щёки, потрескавшиеся приоткрытые губы, прозрачная рука, выпростанная из-под одеяла. Пальцы слабо шевелятся, словно пытаются что-то стряхнуть, и это жалкое движение окончательно убеждает меня в том, что она не умерла.
— Живая! — говорю я, наслаждаясь звучанием слова. — Живая. Тебе повезло, папа! Самое время вознести хвалу высшим силам.
Выкатываю кресло мистера Рейнса на середину комнаты.
— Положи руки на подлокотники и не делай резких движений.
Беру стул и устраиваюсь напротив, на всякий случай, удерживая своего визави на прицеле. Тот, кого я должен теперь считать отцом, боится меня — но интереса в его бесцветных глазах больше, чем страха. Интереса — и чего-то ещё, похожего на надежду и на безумие. Несколько мгновений мы сверлим друг друга взглядом, он первый нарушает паузу.
— Чего ты хочешь… сын мой?
— Неужели не догадываешься, папа? Я хочу её. Как ты всю жизнь хотел Кэтрин Паркер.
Он кривится, по его щеке проходит нервная дрожь. Я попал в точку! Слава Богу, я попал, эта моя идея оказалась верной, а значит, вероятней всего, верны и остальные.
— С чего ты взял, что я тебе её отдам?
— Мы поменяемся, — пожимаю я плечами. — Ты мне — мисс Паркер…
— Не называй её этим именем, она его недостойна!
— …Ты мне — мисс Паркер, я тебе — то, чего больше всего на свете желаешь ты. Ребёнка. Нашего с ней ребёнка!
— С чего ты взял, что мне нужен ваш ребёнок?
— Догадался. Я же гений, ты забыл?
Рейнс дышит со свистом, судорожно выгибаются ладони, лежащие на подлокотниках кресла. Он колеблется: привычка хранить тайну борется в нём с желанием сыграть в открытую, и, похоже, сдаёт позиции.
— Ты наломал дров. Так бывает, когда позволяешь ненависти и любви взять верх над разумом. Я дам тебе шанс исправить ошибки.
— Какие ошибки ты имеешь в виду?
— Во-первых,
По тому, как усиливается его тик, я понимаю, что удар достиг цели.
— Во-вторых, не нужно было хватать её и запирать её в Центре, когда ты узнал, что она не твоя дочь. Я понимаю: Кэтрин не только отвергла тебя, но и обманула, а они так похожи, что невозможно думать о них по отдельности. Но ведь в твоём деле холодная голова — самое главное!
И этот выстрел — тоже в яблочко.
— Если бы она продолжила встречаться со мной, она бы забеременела вскоре самым естественным из возможных способов. Следовало всего лишь дождаться появления ребёнка на свет, а потом… Похищать детей тебе не привыкать, не так ли?
— Сын мой, как спокойно ты об этом говоришь!
— Мне нет никакого дела до детей, — мысленно я содрогаюсь от собственных слов.
— Раньше о тебе рассказывали другое!
— Раньше она меня не любила. А теперь я хочу только одного — обладать ею. Тебе ли не понимать, папа? В отличие от тебя, мне улыбнулась удача — как можно отказываться от такого подарка судьбы? Похоже, страсть к женщинам Джемисон у Паркеров в крови. Или в генах?
Его дыхание становится ещё тяжелей.
— Это случайность или побочный продукт селекции?
— Что тебе известно о… селекции?
— Всё. Или почти всё. Проект Genomius…
— Предатель Салливан!
— Салливан — предатель, — охотно соглашаюсь я. — Связавшись с ним, ты совершил ещё одну ошибку. Он, вероятно, хорош как учёный, но доверять ему нельзя. И, кстати, терапевт он дерьмовый.
— Был… дерьмовым терапевтом, — поправляет меня Рейнс.
— Туда ему и дорога! Хотя в том, что мисс Паркер сейчас при смерти, он не так уж и виноват. Если бы она не пила с тех пор, как… вернулась из Шотландии, ваш новый антибиотик не произвёл бы на неё такого разрушительного действия. Ты знал, что она пьёт?
Мистер Рейнс медленно качает головой.
— Разумеется, мистер Лайл скрыл от тебя эту мелочь! Перспектива занять кресло руководителя Центра — всё, что его волнует, он только рад был избавиться от единственной конкурентки. Не на того сына ты сделал ставку!
— Если ты думаешь, что тоже можешь претендовать на это кресло, потому что ты Паркер, то…
— Не думаю. Я знаю своё место. Я — экспериментальный образец двести восемнадцать тридцать три семьдесят. Настоящим наследником должен был стать ребёнок — мой и мисс Паркер. Плод кровосмесительной связи… или правильнее сказать: инбридинга? Так и было задумано, верно? Поэтому вы морочили голову нам обоим, скрывая, кто был донором для наших матерей?
— Да, поэтому, — хрипит он после недолгого молчания. — Но теперь ничего не выйдет. Дабл-Паркер уже никогда не родится.
Желание играть в открытую победило! Прекрасно.
— Если ты примешь мои условия, родится Паркер-Джемисон-Барклай. Ребёнок с необыкновенными способностями, о котором ты так мечтаешь! Я только одного не понимаю… Хорошо, от Джемисонов он унаследует внутреннее сознание. От Барклаев — дар притворяться… Маргарет Барклай, моя мать — тоже Притворщица, верно? Но зачем ему гены Паркеров? В память о том нашем предке, который первым был одержим идеей усовершенствовать человеческую природу?