Рассвет Тьмы

Тармашев Сергей Сергеевич

– Вы окружаете мороком лагерь, дабы попугать наших змееязыких друзей, – поинтересовался Трэрг, – или это дополнительная мера предосторожности?

– И то, и другое, – ответил Румака, – конечно, зная о том суеверном страхе, который песочники испытывают перед магией, всегда полезно лишний раз продемонстрировать силу и подавить возникающие в их головах грязные мысли. Но и укрыть фургоны от чужих глаз – предосторожность не лишняя. Это облегчит тхи-хану охрану каравана. До сих пор нам встречались лишь отряды, принадлежащие хану Кил Им Паху или его вассалам. Но чем дальше мы заходим в пустыню, тем больше шансов наткнуться на тех, с кем договориться может и не выйти! – Торговец сделал приглашающий жест: – Лорд Трэрг, окажите мне любезность, соприсутствуйте на торжественном ужине, который я устраиваю в честь сиятельного тхи-хана Хин Ер Фаха в его шатре. Я уверен, разговор, что будет вестись за трапезой, будет вам небезынтересен.

Они прошли через стоянку фургонов к противоположной стороне лагеря, где песочники уже разбили для тхи-хана богато отделанный цветастой

вышивкой и самоцветами походный шатер. Возле шатра стоял второй маг и накладывал на него морок.

– А для чего прятать ханский шатер? – Трэрг кивнул в сторону плетущего чары волшебника, – или наш светлейший Хин Ер Фах до такой степени падок до лести?

– И даже больше! – тихо хохотнул Румака. – Когда морок будет полностью наведен, зрелище будет еще то, уверяю вас! Мой луноликий друг, мудрость, деловая хватка и все прочие заслуги которого известны далеко за пределами пустыни, будет, раздуваясь от гордости и чванства, добрых полчаса входить и выходить за границы чар, надменно поглядывая на своих подчиненных! Надо же лишний раз подчеркнуть свою исключительность и величие! То появляясь, то исчезая прямо на глазах соплеменников, он таким способом дает им понять, что приобщен к магии. А это весьма серьезно повысит его авторитет!

Торжественный ужин прошел для Трэрга довольно забавно. Шаман молча развлекался, наблюдая за тхи-ханом. Хин Ер Фах вырядился в халат из жутко дорогой тончайшей сабийской шерсти, с головы до ног увесил себя ювелирными украшениями и всячески пытался продемонстрировать Людям, а особенно Румаке, свое богатство и высокое положение. Три четверти всего разговора ушло на бахвальство тхи-хана своим состоянием, рассказами о количестве имеющихся в собственности оазисов, конских табунов, наложниц в гареме и полученных от самого хана Кил Им Паха боевых туменов. Предметом особой гордости змееязыкого вельможи являлся специальный штандарт, что пожаловал ему великий хан. Теперь, когда отряд Хин Ер Фаха следовал по пескам, принадлежащим Кил Им Паху или его вассалам, впереди отряда ехал слуга со штандартом. При приближении других отрядов слуга поднимал штандарт, громогласно испуская крякающие крики, и каждый встречный был обязан немедленно уступить путь сиятельному тхи-хану. Этот момент особенно развеселил Трэрга, немедленно представившего, как пара к’Зирдских туменов не может разъехаться посреди бескрайней пустыни.

Но даже из такого разговора можно было почерпнуть полезную информацию. В первую очередь, было ясно, что нынешнее перенаселение, царящее в Ратхаш, является редкостью даже для народа к’Зирдов. Оазисы и пищевые песчаники не в состоянии прокормить население пустыни, и великий хан ввел лимиты на прием пищи, пытаясь обеспечить едой всех. И это было второй особенностью этого перенаселения. Ранее ханы устраивали междоусобные войны, пытаясь прибрать к рукам оазисы соседей, попутно захватив побольше рабов, которых всегда можно продать Гномам. На этот раз хан Кил Им Пах железной рукой содержал вассалов в узах жесточайшей дисциплины. Пища делилась между голодающими, торговля рабами была временно остановлена, всем пленным предлагался выбор: рабство или воинская присяга на службе у великого хана. Более того, стремительно покоряющий пустыню Кил Им Пах перестал казнить поверженных враждебных ханов, также предоставляя им возможность пойти к нему на службу со всеми своими подданными. По напыщенным заявлениям Хин Ер Фаха выходило, что самое большое через два месяца его мудрейший господин будет безраздельно править всей Ратхаш, а сам он займет при нем место торгового визиря.

Румака с выражением крайней серьезности на лице обильно изливал поздравления и демонстрировал безразмерное чувство гордости от того, что знаком со столь блистательной исторической фигурой. Трэрг, вежливо поддакивая торговцу, вворачивал в его лесть витиеватые фразы о бесконечной мудрости и величии Хин Ер Фаха и размышлял о его словах. Даже если принять во внимание, что слова песочника несут изрядную долю лжи и бахвальства, ситуация вырисовывалась предельно ясная. Кил Им Пах готовился к великой войне. Пусть не через два, пусть через четыре месяца, но он объединит к’Зирдов, и тогда великий хан бросит свои несметные полчища на битву с внешним врагом. Иначе зачем он столь бережно относится и к нищим, и к пленным? Жизнь простолюдина у к’Зирдов никогда не ценилась выше горсти песка, и вдруг такая забота о каждом, да еще со стороны великого хана! Даже рабство, первый из двух основных источников золота и стали в казну к’Зирдских ханов, было отменено. Глупо было бы думать, что Кил Им Пах не понимает, что, сохранив жизнь всем, он не сможет прокормить бессчетные миллионы ртов и что очень быстро ресурсы Ратхаш истощатся и в пустыне начнется голод, каннибализм и мор. Нет, великий хан прекрасно знает, что делает. Он собирает армию, и едва последний его враг падет или присоединится к великому хану, великая Ратхаш затихнет. К’Зирдские воины залижут раны, всех способных держать оружие поставят в строй, тумены разрастутся, и грянет великая война. И на кого бы ни был направлен первый удар орды змеиных языков, Ругодар ждут тяжелые времена.

Трэрг вздохнул. Надо торопиться. Времени остается все меньше, а ведь надо не только обрести свою силу, но и завершить объединение кланов. Даже сплоченный и монолитный Ругодар столкнется с небывалой вражеской мощью, и еще не известно, какая часть народа Орков уцелеет в предстоящих жестоких битвах. Если же добиться объединения кланов не получится, Ругодар превратится в огромное пустынное кладбище.

Следующие

два дня пути прошли без изменений. Караван все глубже уходил в пустыню, все чаще встречая на своем пути к’Зирдские отряды. С каждым днем их численность все возрастала, и вскоре пятитысячный тумен, пересекающий караванный путь, перестал быть необычным явлением. Тхи-хан стал менее болтлив и более осторожен, утроив количество дозоров, кружащих вокруг колонны. Как объяснил Румака, путь к Чхон Чхун Кину, как и сам торговый город, не принадлежал никому. Согласно Закону Предков, это было единственное место, на которое не могла распространяться ничья власть. Именно потому уникальный озерный оазис и стал торговым сердцем пустыни. Это, с одной стороны, давало возможность каждому добраться до него торговой тропой, но, с другой стороны, оно же давало возможность каждому нападать на караваны, той самой тропою идущие.

К полудню третьего дня караван достиг небольшого оазиса, и тхи-хан объявил длительную стоянку. Любой оазис в пустыне для к’Зирдов есть место неприкосновенное, и даже бои за право обладания таковым происходят вне его границ. Посему любой караван или отряд, разбивший лагерь подле оазиса, мог спокойно отдохнуть от ежеминутного ожидания битвы, а также пополнить запасы воды и накормить лошадей. Трэрг оставил коня среди фургонов и отправился прогуляться по оазису. В набегах на к’Зирдские земли подобные места ему доводилось видеть редко, и стоило воспользоваться случаем, чтобы лучше изучить жизнь и быт своих извечных соседей, столь часто становящихся злейшими врагами.

Оазис представлял собой беспорядочное нагромождение юрт разных размеров, облепивших бьющий из глубины песков родник. Выход подземной влаги был довольно сильным, и поросшая невысокой растительностью территория оазиса в самом широком месте достигала длины в один быстрый перебег. От источника кривой паутиной тянулись узкие змеи арыков, теряясь в дебрях грязных юрт, дороги и тротуары заменяло хитросплетение тропинок, протоптанных тысячами ног среди растущих прямо из песка пустынных деревьев. Впрочем, Трэрг скорее бы назвал эти растения древесной травой.

Суховей, единственный представитель растительного мира бескрайней Ратхаш, больше всего напоминал не имеющую листьев виноградную лозу, спутанную в беспорядочный серо-желтый клубок, высотой едва достигавший человеку до колен. Только вместо одного корня сие детище пустыни имело их великое множество, что и делало суховей чем-то похожим на заросли деревянной травы. Не толще шага в поперечнике, в длину такое дерево могло достигать и десяти размахов, стелясь по плотному песку оазиса подобно свернувшейся в кольца змее. Ближняя к поверхности часть суховея имела толстую гладкую кору, которая при минимальной обработке годилась в пищу, при условии, что ты к’Зирд или его конь. До второй половины растения влага доходила гораздо хуже, и в средней части стеблей (или стволов?) на коре образовывались длинные и острые, словно портняжные иглы, колючки, в которых дерево пыталось запасать хотя бы малые крупицы воды. Однако и это ухищрение помогало суховею недолго. Растение обладало весьма интенсивной скоростью роста, и вскоре верхние части спутанных в корявый клубок колючих стеблей оказывались настолько далеко от корней, что и вовсе переставали получать влагу. Поэтому верхушка суховея всегда была мертвой и ломкой, и частые песчаные бури срывали засохшие вершки и целыми коврами, утыканными острыми колючками, гоняли их по пустыне. Хорошо прокаленные несколькими месяцами скитаний по знойной Ратхаш, колючки таких перекати-поле ценились к’Зирдскими колдуньями, варившими из них различные зелья. Остальная же часть суховея годилась разве что на костер.

Быстро утомившись кружить по узким песчаным тропкам, Трэрг приловчился просто перешагивать через колючую кишку суховея, изрядно сокращая путь к местным торговцам. Собственно, нехитрой торговлей здесь занимался каждый. Возле любой юрты была расстелена донельзя грязная циновка, на которой сидящий рядом подросток или старец разложил свой товар. Ассортимент особым разнообразием не отличался: коричневатая вода, к’Зирдская пища, отрезы грубой ткани, веревки, кое-какая утварь, деревянные украшения, выкрашенные сильно пачкающимся красителем в сочно-яркие цвета. Надолго шаман задержался лишь у юрты местной колдуньи, разглядывая выставленные на продажу зелья и жевательные колючки. Полностью лишенные магии, к’Зирдские колдуньи умудрялись путем различных вымачиваний, выпариваний, солений, копчений и только Рыгдард Кровавый знает чего еще изготавливать из колючек суховея различные снадобья. Чаще всего это было чистейшей воды шарлатанство, вроде зелья, повышающего благосклонность богини пустыни Гремучей Змеи-Праматери или жевательной колючки, дающей шанс стать великим ханом мужчине или одной из его жен – женщине. Встречались и более оригинальные варианты, обещающие поглотить чары человеческого мага или вселить ужас в сердце оркского воина. Но среди всевозможной приворотной, отворотной, притягивающей богатство и славу, наводящей и отводящей порчу дребедени можно было найти и довольно неплохие образцы изделий алхимических дел мастериц. Помощница колдуньи, продававшая товар, быстро сообразила, что стоящий перед ней человек сведущ в травничестве, и вытряхнула на циновку содержимое объемистой сумки, предлагая покупателю лечебные зелья, яды и противоядия, и даже знаменитое снадобье хфат-хут, на некоторое время заставляющее к’Зирдского воина забыть о страхе ценой потери трезвомыслия. Покопавшись в товарах, Трэрг приобрел для своего коня связку пропитанных чем-то вонючим жевательных колючек, призванных восстанавливать силы утомившемуся в пути скакуну.