Рассвет
Шрифт:
Я удивился, но возражать не стал. Правда, не стал и домой его приглашать, тем более что моя берлога плохо подходила для торжественных приёмов. Мы с ним договорились пообедать в ресторане. Сафонов даже прислал мне подарок в знак извинения — крупный целебный артефакт, переливающийся оттенками зелёного и морской волны. Он обладал почти правильной яйцеобразной формой. Такие были невероятно редкими и стоили огромных денег.
В назначенное время тесть подъехал к заведению. Я прибыл заранее, заказал поесть и сидел в отдельном кабинете за столиком у окна, наблюдая, как на стоянку заезжают три больших внедорожника.
— Добрый день, Алексей Михайлович, — поздоровался он, зайдя в комнату, отделённую от остальной залы раздвижными дверями.
— Добрый день, Артур Андреевич, — я поднялся и пожал ему руку. — Пожалуйста, присаживайтесь.
Сафонов сел напротив меня, сделал заказ, после чего началось общение. Я сидел и слушал, как мой тесть расшаркивается в извинениях и уверяет, что за эти годы многое поменялось, он осознал свои ошибки, намерен впредь их не повторять и по возможности загладить свою вину.
— Да, Алексей Михайлович, — говорил он, — недальновидно тогда я поступил, что из-за какого-то сущего пустяка вражду начал. Однако родня требовала мести, и я, будучи главой рода, просто не мог бездействовать. Но, конечно же, это ни в коем случае меня не оправдывает.
— Очень надеюсь, что теперь вы будете умнее, — проговорил я.
— Но сейчас я вижу, сколь благородный и честный вы человек. Вы встали на сторону государя нашего, а потом и наследника его. А теперь земли наши сибирские самоотверженно защищаете.
— Я верен присяге, — ответил я, про себя усмехнувшись, вспомнив, как осенью восемнадцатого года Сафонов прибежал к Дмитрию Павловичу благодарить за избавление от мятежников, и какой он имел шокированный вид, когда увидел меня и понял, что я не только принимал непосредственное участие в подавлении восстания, но ещё и на очень хорошем счету у гвардейского командования.
— Поэтому и говорю — аристократ вы достойный и благородный, и я должен радоваться и благодарить судьбу за то, что имею честь состоять с вами в родстве!
Сафонов минут пятнадцать старательно мне льстил, а потом разговор пошёл по-существу. Суть его заключалась в том, что Гордеевск и поселения нефтяников на севере до сих пор страдаю от тёмных, которые там появлялись в больших количествах, и Сафонов хотел, чтобы я тоже принял участие в защите как самого города, так и предприятия. Основной довод выглядел просто: я тоже владею долей в компании, соответственно, должен быть заинтересован в её развитии и безопасности.
— Могу прислать людей, — сказал я, — но охраны у меня немного, меньше, чем у вас, поэтому не знаю, чем мы поможем.
— Охрана-то и у меня есть, — сказал Сафонов, — только среди неё нет настолько сильных владеющих, как вы, например.
— То есть, вы хотите, чтобы я сам туда поехал и защищал шахты?
— Алексей Михайлович, поймите меня правильно. Я не смею ничего от вас требовать. Но мы же с вами теперь соседи. Здесь до Гордеевска рукой подать. Возможно, иногда будете заезжать, когда ситуация того потребует? В конце концов, вам тоже принадлежит доля, и если тёмные будет постоянно мешать добыче нефти, это ударит и по вашим доходам.
В общем, Сафонов понял, что такого сильного
— Артур Андреевич, — сказал я. — Вы абсолютно правы. Меня ситуация в Гордеевской губернии тоже частично касается. Но в данный момент возможностей лично помогать вам не имею. Я назначен хранителем земель, и дел, скажу прямо, невпроворот. Но, когда посвободнее стану, заеду, оценю ситуацию. Только не надейтесь, что это будет скоро. Ничего обещать вам не стану. Максимум, что сейчас могу сделать — отравить десятка два охранников.
Сафонов стал рассыпаться в благодарностях, а потом предпринял ещё пару осторожных попыток убедить меня — те тоже не увенчались успехом. Мы поговорили немного на отвлечённые темы, я рассказал, как его дочь поживает (это ему было, кажется, не слишком интересно), после чего мы разошлись, но уже как хорошие знакомые, а не злые враги.
В сентябре состоялось третье значимое мероприятие — женитьба на Ларисе Долгоруковой, которая к тому времени достигла совершеннолетия. Снова пришлось ехать в Москву, участвовать в пышном празднестве и гуляньях, продолжавшихся три дня. Снова пришлось отбиваться от Ярослава, уговаривавшего меня переселиться в столицу, на что я, как и прошлый раз, ответил отказом. Свете, Лере и Марине поездка была в радость, а меня — утомила, как и Олю. В этом мы с ней оказались похожи.
Из Москвы мы с Лидой отправились в свадебное путешествие. Перелёт на частном самолёте и проживанием в роскошном особняке на берегу Средиземного оплатил Ярослав (хотя я и не горел желанием принимать от него этот подарок), и две недели мы с Лидой бездельничали, купались и отдыхали всеми доступными способами, а заодно лучше узнавали друг друга.
Предполагалось, что мы там проведём месяц, но через две недели я сказал: хватит, пора возвращаться домой. Ларисе, понятное дело, хотелось остаться, и я даже был не против того, чтобы она продолжила отдыхать, но снова воспитание сыграло свою роль, и девушка решила полететь обратно со мной. Правда, сперва взяла с меня обещание отправиться на курорт в следующем году.
Оставил я Ларису в Первосибириске вместе со всеми своими дамами, а вскоре она забеременела, причём сразу мальчиком. Я никак не ожидал подобного. Думал, лет пять придётся трудиться в поте лица, чтобы наследник получился. В это время (незадолго до свадьбы) ещё и у Леры дочь родилась. Моё семейство росло как на дрожжах.
А мне, как ни странно, было не до этого. Всем мои мысли были устремлены в области тьмы и в другие измерения, где хозяйничали тенебрисы. Об одном я сейчас думал — развить в себе невероятную силу и, когда междумирцы откроют проходы, отправиться к владыке и уничтожить его, чтобы прекратить бесконечное порабощение человеческих миров. Поэтому, как только в середине октября вернулся в Усть-Катайгинск, сразу же собрал очередную экспедицию.