Рассвет
Шрифт:
Но она ошиблась.
Один куст с шипами был примят. Элена посмотрела туда, отметила, как раздавлены шипы. Раздавленное место образовывало форму существа, которое ее не заботило.
Она знала, что графиня найдет ее… Элена просто не ожидала, что так быстро.
Впереди было все больше следов — агенты присоединились к первому, и это было только начало. Они соберут подкрепление из деревень по пути. Но количество им не поможет.
Элена несла щит на спине, который остановил руку Д’Мер на кинжале.
Сколько бы их ни было, какими бы злыми они ни были, Элена будет в порядке. Ее щит защитит ее. Да, графиня могла лишь смотреть, как Элена подбирается к замку. Почти идеальный план.
Проблемой была лишь болтливость щита.
— Ты заметила, как все странно себя вели?
Шепот нарушил тишину. Ухо Элены зудело. Она старалась не слушать.
Но Аэрилин не унималась.
— Все гостиницы закрыты, и окна закрыты. Никто не говорит с нами. Если перед нами захлопнут еще одну дверь, наверное, от грохота у меня отвалятся уши.
Элена хотела, чтобы отвалились ее уши. Аэрилин не прекращала болтать с рассвета: она начинала с красоты леса, описывала, как скучала по нему. Каждый раз, когда они натыкались на бутон, она охала, рассказывая, как он красив. Элена теперь уже кривилась при виде каждого цветка.
И ее болтовня не прекращалась.
— Ты точно заметила, — Аэрилин крепче сжала талию Элены. — Разве не странно, что деревни закрываются при виде нас? Или что конюшни пусты, хотя таверны набиты людьми? Ты чуть не вывихнула руку тому торговцу, чтобы он продал нам еды.
— Да… почти.
Она вздрогнула, когда Аэрилин охнула ей на ухо:
— Элена… нет!
— Если так ты будешь спать лучше.
— О, не верю, — прошипела Аэрилин. Она сжала талию Элены, словно с угрозой, но та едва ощутила это. — Если и дальше будешь ломать всем руки об колено, нас запрет страж деревни.
Кровь Элены закипела. Она бурлила под холодной оболочкой ее кожи, оживая.
— Пусть попробуют.
— Попробуют, — заявила Аэрилин, — а на это нет времени. Нам нужно добраться до графини, пока Лисандр не навлек на нас гибель…
Она бубнила, но Элена не слушала. Казалось, прошла вечность с тех пор, как Аэрилин ворвалась в ее комнату, вопя, что моря на грани войны.
По словам советников, канцлер пропал на встрече, и его больше не видели. Ходили слухи, что его убили, говорили о мешке отрубленных голов. Элена не слушала детали.
Но где-то среди болтовни Аэрилин упомянула, что это вина графини, и что она пошла бы к Д’Мер, чтобы с ней разобраться.
Она не могла сбежать от надзора дяди, не могла пройти по лесу одна. А Элена могла.
И она была рада помочь.
* * *
Ехать не по главным дорогам было непросто. Вскоре после того, как
Элена знала, что искать взглядом.
Она ощущала, как усиливается хватка агентов. Их было больше. Они стали увереннее. Скоро они смогут напасть.
Шаги послышались слева, тихие, их можно было бы спутать с дуновением ветра. Они смело шли с ней рядом, Элена коснулась тонкого кинжала на руке.
Она сжала рукоять Хрупкого, повернула голову к Аэрилин. Дочь торговца болтала, не зная, что ее жизнь стала частью смертельной сделки.
Шаги замедлились. Элена начала вытаскивать Хрупкого, и они пропали, отступив.
Небольшая победа. Элена сражалась с графиней, и эта игра окончится смертью. Она старалась не выпускать Аэрилин, чтобы стрела, если что, задела обеих. Это был ее шанс добраться до замка живой.
И она доберется. Они могли обе погибнуть… но Элена поклялась, что тело графини падет первым.
И она терпела. Хоть Аэрилин действовала на нервы, она заставляла себя терпеть.
Дочь торговца болтала без умолку днем, рыдала ночью. Элена позволяла себе пару минут сна каждый час. И она спала так, то ее разбудил бы даже шорох перьев совы, и чем дальше они были от морей, тем меньше она спала.
Каждый раз, когда она дремала, ее будили всхлипы Аэрилин.
— Из-за чего скулишь в это раз? — прорычала Элена.
— Я не скулю, — выдавила Аэрилин рядом с ней. — Я скучаю по ним. Так сильно скучаю, что едва могу терпеть.
— Ты о ком?
— Лисандр и Данте. Я ужасно переживаю.
Если бы Элена не устала, она бы закатила глаза.
— Твой муж ушел спорить за деньги в Харборвилль. Он может умереть лишь от скуки. И ребенок в порядке.
— Откуда столько уверенности? — всхлипнула она. — А если он голоден?
— У него целая деревня нянек, и ты оставила его с великаншей. Надейся, что он будет влезать в колыбель после этого.
— А если он заболеет?
— То дядя отправит корабли во все стороны, чтобы получить нужное. Он потратит все, если нужно.
— А если он скучает по мне? — Аэрилин судорожно вдохнула. — А если он… забудет меня?
— Он младенец, — сухо сказала Элена. — Он не знает даже, в пеленке он или нет, тем более, не знает о матери. Важно, что ты жива. И вернешься. Вернешься раньше, чем он поймет.
Она отвернулась от Аэрилин, хмурясь из-за того, что было в ее груди. Дочь торговца не знала плохой жизни. Не у всех младенцев была опека. Не всех любили. Были те, кто рос без матерей.
И у некоторых бывают матери, что пытаются вонзить кинжал меж ребер.